Цивилизация
На неделе было очень много всего про Горбачева — похожим манером учат иностранный методом погружения. Плаваешь в еле понятной каше с утра до ночи: вроде в одно ухо влетает, а в другое вылетает без следа, но постепенно начинаешь до чего-то доходить. Я вышел из погружения с мыслью, которая и меня самого развлекла. А именно: его громкая всемирная слава и все его удачи определены немцами.
И реформатором его сделали немцы. И стену он разрушил благодаря им. И жизнь Раисе продлили тоже они. Ну и, конечно, почетным — или лучшим? — немцем его провозгласили они же.
Скорей всего, он сам об этом не думал, у него другие объяснения. Логические. Умные. Экономические. Научные. Мне же кажется, что глубокую детскую психотравму не перешибить никакой логикой. Хоть 100 лет после живи. Травма эта вылезет наружу и покажет себя. В решающий момент она сломает все умственные конструкции, все идейные крепости, все пункты устава КПСС. Часто момент в таких случаях выпадает самый неподходящий… Именно поэтому так строго в свое время относились к такому пункту анкет — я еще застал его! — «Находились ли вы на временно оккупированной территории?». Что так? Ну вот смотрите. Время сталинское, кругом партия, комсомол, идеология, лозунги, непогрешимость всего строя — и вдруг на тебе: приезжают в район фашисты, выкидывают на помойку Ленина-Сталина в виде бюстов и томов, вешают евреев и комиссаров и девушек наших ведут в кабинет. Представьте себе 10-летнего мальчика, страшно эмоционального — он к 80 не утратил способности тонко все чувствовать, переживать и плакать, — который смотрит на все это безобразие в полной уверенности, что через минуту разверзнутся небеса и оттуда вылетят сталинские соколы и развеют всю нечисть. Выскочит откуда-то непобедимая Красная Армия и порубит в капусту негодяев. Танки там еще, пушки и прочая красота. Аркадий Гайдар и все приключения детей на войне, в жизни и в книгах. И, как учил вождь, дальше война малой кровью на чужой земле или чужой кровью на малой земле, и к 7 ноября парад победы в Берлине — в смысле, парад нашей победы.
Ан нет! Никакие соколы, как известно, не прилетели в день прихода фашистов на родину Горби. Думаю, Горбачева не могло не удивлять спокойствие людей: власть переменилась, — и хрен бы с ней. Были коммунисты, стали фашисты — и что теперь? И никаких, заметим, массовых самоубийств, никакого бросания под танки, никаких демонстраций под красными флагами типа «убейте нас за родину, за Сталина»… Или вы полагаете, что он на это не обратил внимания? Или счел, что так и должно было быть?
Горби после еще долго обманывал не то что других — многие в анкетах помалкивали про оккупацию, — но и себя. Он думал: ну, как-нибудь обойдется, после само собой объяснится, почему советская власть так облажалась и почему Сталин оказался таким недалеким парнем, что его развели как лоха. И вот настал момент, когда надо было решать, куда сворачивать — я про перестройку — и в этот момент правда о самом прогрессивном строе и о партии нового типа, эта правда, которую он, чтоб выжить, прятал сам от себя, вдруг выскочила наружу. Ну да, и цены на нефть упали, конечно, и долгов полно, и хлеба нет, но в такой ситуации многие и очень многие слали танки, чтоб давить умников. А Горби не послал, потому что эту правду он увидел во всей яркости. Когда ему было 10 лет. Отрок Варфоломей практически!
Про все это, конечно, ни с того ни с сего не кинешься думать. Однако, уверен, немцы стали беспокоиться на этот счет сразу, как только Горби получил кресло. Они немедленно навели справки и с ужасом поняли, что теперь им крышка. Михал Сергеич выйдет и скажет: «А вот с этими оккупантами, с этими животными будет отдельный разговор. Я им сейчас подробно расскажу все, что думаю про них и про все их там бухенвальды и гестапо. Сейчас я помогу товарищам из ГДР навести порядок с бывшими фашистами!» И вот немецкие товарищи с волнением — а то нет! — вчитывались в каждую строчку, написанную про Горби. Думаю, что они, как я, чесали репу над текстом про то, как немцы заставляли маленького Мишу… ощипывать гусей. Перед тем как их приготовить на обед. В русской печи в доме Горбачевых. И немцы икали. Приедет и скажет: «Я вам припомню все печи! И русские, и в Треблинке!»
В те годы, я как бывший германист могу сказать, немцы были в плачевном положении. Самооценка была низковата, они корили себя за войну и с пониманием относились к тому, что их не любят. Напьются, бывало, и ну ныть. Ничего хорошего они не ждали… (Сейчас, когда немцы объединили наконец, причем без оружия, Европу, подняли голову — им палец в рот не клади!)
И вдруг… Горби протягивает им руку дружбы! Что, что? Он разрешил нам объединиться? Потрясающе! Не исключаю, что подъем Германии с колен случился благодаря Горбачеву. Любимец всего Запада посмотрел на них с улыбкой, обнял по-братски; они просто обалдели. Они не ждали такого! Они там плакали от счастья. Когда он позволил им сломать стену, они не знали уже, куда его сажать и угощать. Сразу, как стена обвалилась, они стали счастливым (пусть это чувство и поблекло с тех пор, бывает) свободным народом, которым никто уж не смеет помыкать, и никто не плюнет в них безнаказанно, как прежде.
А он вошел в мировую историю не просто чиновником высокого ранга, но великим человеком — нравится это кому-то или нет. Горбачев и немцы нашли друг друга. Они нашли друг друга и потеряли в первый раз в 42-м году, а без малого через полвека снова встретились, забыли про обиды и мучения, простили друг другу все, облились слезами — и больше уж их ничто не разлучит.
Вот это пребывание на оккупированной территории он скрывал после в анкетах, ему это ставили в вину — как же, обман, подделка. (Точно так же он не упоминал про репрессированных дедов — по совету райкомовцев.) Да просто не хотел анкету портить. Короче, компромат скрыл, документы подделал, тему для вступительного сочинения выбрал безупречную: «Сталин — наша слава боевая, Сталин — нашей юности полет». И раскрыл эту тему на «пять». Ну, грубо говоря, Штирлиц. Я не осуждаю и даже не подкалываю — просто удивляюсь: сам-то я так вряд ли смог бы. Ни тени осуждения. Он все сделал правильно! Егор Гайдар, кстати, пошел тоже в МГУ и тоже в партию. С простой целью — разрушить уродливую экономику и построить человеческую. Горби говорит, что верил до последнего в красные идеалы... Но имейте в виду, это человек, который однажды сказал (или проговорился): «Всей правды я вам все равно не скажу!» (о Форосе).
Еще про психотравму. Про Красную Армию, про партбюрократов, а особенно про доблестных чекистов. Вернувшись, они, наверно, извинятся, покаются, попросят их не судить строго и пообещают впредь не врать уж так нагло, как прежде? И не будут больше борзеть? Не исключаю, что наивный мальчик 11 лет именно так и думал. Это было бы по-людски. А то неплохо устроились: женщин и детей бросили, сами наутек. Потом вернулись, как ни в чем не бывало, и с претензиями? Горби так про это вспоминал, нахваливая фильм «Свои»: «Я сам пережил вступление немцев. В 42-м году в Ставропольском крае полицаи стали управлять. Мой дед — председатель колхоза, отец — фронтовик, вот меня и прятали. Кто были «свои»? Люди из нашего села Привольное упросили одного немолодого человека стать старостой, чтобы своих спасать. И после прихода наших все село за него боролось. А ему все равно 10 лет присудили. В лагере умер».
Ну то, что пацана бросили фашистам, это еще ладно — как-то, в панике, в спешке — теоретически хотя бы можно простить. Но вот так, с холодным цинизмом, плюнуть на людей, которые спасались как могли, пытались спастись, и посадить человека, то есть убить, уничтожить ни за что — вместо того чтоб тем судьям самим застрелиться от позора, они ж офицеры! Ну что тут могло выработаться в голове у юного Горби — любовь к этим бесстыжим убийцам? Уважение, доверие к ним? Желание стать как они? Или у него появилась глубоко спрятанная — потому что теперь, после фашистов и после чекистов, доверять больше никому нельзя — мысль: ну, твари, мы еще встретимся с вами. Вы мне за все ответите. Вы еще пожалеете, что со мной связались.
Да уж, кстати, заметим, что советская власть обоих дедов Михал Сергеича репрессировала (ах, ах, какая она нежная и ласковая, какая розовая и пушистая! Она просто слегка ошибалась, ну там сколько-то миллионов своих по ошибке прибила, подумаешь), а немцы никого из семьи не тронули. Нормально?
А еще ж есть такая штука, как стокгольмский синдром. Слов таких не знали в 42-м, а синдром-то был, как не быть. Это когда жертва-заложник начинает страшно симпатизировать своим мучителям. Немцам, например. И после помогать им изо всех сил и в ущерб себе и своей стране позволить им сделать то, что никто не позволял, — объединить Германию, допустим… Но хватит уж об этом.
Горби много раз упрекали в нерешительности. В 1988-м по Карабаху перекладывал решение на Вольского. В 1990-м, когда начались волнения в Баку, тянул с вводом войск. 1991-й — Прибалтика, пардон за термин, начинает подниматься с колен, в Вильнюсе штурмуют телецентр. Горбачев долго думал, как об этом отозваться… Слишком долго. Неделю. Думал — то ли удавить прибалтов, то ли пусть живут… А он просто никому не верил. Как сгубили у них в деревне доброго старосту — этого он до конца жизни не забудет. Уж он знает этих ребят, которые сами — скок в тину, а потом найти «доброго» и придушить. В этом скорей не нерешительность, а великое одиночество своего среди чужих, чужого среди своих. Высунуться? Или еще рано? Штирлиц стал себя чувствовать посвободней только весной 45-го, когда было не до него, — а до этого тихо-тихо сидел! Горби понимал: никому нельзя доверять. «Ну а что, можно?» — спросите себя сегодня, когда перед вашим взором расстилается вся карьера М. С. Горбачева, и начало ее, и концовка, и пенсия в 4 доллара, на которую его выпихнули...
Я когда-то написал про него: «После того как он, мягко говоря, потерял работу, потерпев сокрушительное поражение в политике, — он потерял и жену, которая была для него, кажется, важней карьеры, и если б его спросили, то выбор бы он сделал легко. Но выбора никто не предложил, и он потерял все. Просто все. У нее обнаружился острый лейкоз, им часто болели «чернобыльцы», это был как бы кошмарный привет из тех двух недель, когда он молчал про взрыв на АЭС, и люди жили, как будто ничего не случилось, и ловили рентгены, с каждым днем все больше. Не к ночи будь сказано, сюжет для фильма ужасов, достойный Стивена Кинга».
Это так, отступление. А дальше я возвращаюсь к немцам, к главной теме. «Новая русская власть не помогла, а выручили немцы, которые спецсамолетом доставили Раису в немецкий госпиталь. Два месяца ее мучений и бдений Горби у ее постели, он пел ей любимые ими романсы. Она мечтала последние годы про свой домик у моря, это было легко вообще сделать, надо было только все бросить и сделать чуть денег, плевое дело. Но он не бросил, и никакого домика на море не было. Он не успел».
Тут в чем я вижу смысл? Немцы ее не спасли. Не смогли. Но! Два месяца жизни ей дали. Рядом с ним. Это, скажу вам, немало. Больше того: он знал, что для Раисы сделано все что можно. Со всем немецким старанием. Совсем другая была б история, останься он в России, где она прожила б, может, те же два месяца, а он бы думал, что мог бы спасти ее, если б были деньги!!! Немцы сделали для него самое главное. Он теперь живет и будет жить, сколько сможет, со спокойной совестью, с чувством выполненного долга: он сделал для Раисы все.
Я начал этот текст с темы погружения — в образ Горби или там в изучение иностранного. И вдруг вспомнил, что Михал Сергеич учил ведь немецкий методом погружения. «Благодаря» оккупации он погрузился в немецкую жизнь не выходя из дома: кругом были носители языка Гете и Шиллера — и на улицах, и домой заходили! Он, по сути, жил на территории Германии, на земле Третьего рейха! А по немецкому была у него четверка, еле-еле, и не знал он его толком. Тут можно посмеяться, а можно развести руками: да кто у нас знал язык-то в те времена… И вдруг я вот что подумал. Представим себе, МС бы где-то на официальном мероприятии поболтал с каким-то немецким чиновником запросто — и что? Это все равно как Штирлиц бы по-русски в рейхсканцелярии выступил. Нашлись бы идиоты, которые бы сказали: а, мы знаем его учителей! Это немецкие фашисты, смерть оккупантам!!!
И мы б не знали, плакать или смеяться над аналогией: реформатор Ленин приехал из Германии в опломбированном вагоне, Горби — с земель Третьего рейха… Думаю, он по-немецки очень хорошо знает. Но просто молчит про это. Как честный человек, он давно уже нас предупредил, что все равно всей правды не скажет.
Да нам и не надо. Нам и так ее хватает, правды. Правда все же выплыла наружу, как всегда, и Михал Сергеич, уж не знаю, великий он конспиратор или у него все от души — неважно, большевиков-то с их, как говорится, «кровавым режимом» сокрушил. За это ему памятник надо поставить при жизни.
