Мираж «путинского большинства»

Вера в существование какого-то «путинского большинства» объединяет всех. И друзья начальства, и лица, совершенно к нему не расположенные, согласны между собой в том, что такое большинство действительно существует и отец нации на него и в самом деле опирается, реализуя его ультраконсервативные установки. Одни от этого в восторге, другие нет, но сам факт целенаправленного осуществления властями желаний простого, нестоличного и не причисляющего себя к интеллигенции народа не оспаривается почти никем.

Понятно, что не весь перечень требований этого большинства может быть исполнен. Удвоить зарплаты и пенсии или чисто вымести улицы Кремлю не по силам. Но ведь политика – искусство возможного. Выполняя какие-то другие пункты народной повестки, пусть и не самые первые, команда Путина, хоть и отвлекает внимание от проблем, которые ей не по зубам, но все-таки дает отсталому большинству кое-что важное. Оно получает часть того, что давно уже хотело и требовало, и в радости своей сплачивается вокруг властей. Именно так принято объяснять реакционные зигзаги нового президентства. Очень возможно, что именно так его объясняют себе и в Кремле.

Получается, что простой человек, голосуя в прошлом марте за Путина, тонким своим политическим чутьем уловил, что поддерживает вовсе не официальные его предвыборные обещания, а наоборот, то, чего среди них не было и в помине.

Начиная от антиинтернетных, антиоппозиционных и антигейских законов и кончая новейшими петербургскими инициативами наподобие введения торжественного обещания при выдаче паспорта (одобренная губернатором Полтавченко затея местного молодежного ведомства) или принуждения несовершеннолетних носить на одежде светоотражатели-фликеры (проект, сочиненный законотворцем Милоновым и на днях поступивший в Государственную думу).

Вот оно какое, оказывается, воплощение вековой мечты широких масс. Подросток, защищенный полицией и Следственным комитетом от сладкоречивых пропагандистов гомосексуализма, от когтистых лап ювенальной юстиции, от развращающих фильмов, песенок и картинок, а на всякий случай также и вообще от интернета; с фликерами, пришитыми на него спереди и сзади, тянет ручонки к новому своему паспорту, декламируя с выражением: «…Торжественно беру на себя обязанность неукоснительного соблюдения законов нашего государства…».

Зрелище чудное. Но с какой стати в Кремле вообразили, что именно такова политическая мечта народного большинства? Большинство, которое голосовало за Путина, поддержало тем самым тот относительный порядок и тот рост благосостояния, которые оно наблюдало в первые десять лет его правления.

В этом единственный реальный смысл выражения «путинское большинство». Это те, кто 4 марта прошлого года пришли и проголосовали за главного кандидата. После этого они вернулись к обычным своим делам и никакого политического сообщества из себя сегодня не представляют.

У них есть консервативные, а отчасти и реакционные наклонности, но реакционной политической повестки, которую они готовы были бы продвигать или хотя бы активно поддерживать, у них нет. Поэтому власть может к ним взывать, но не может на них опираться.

Да, есть тип поведения, с которым вождям легко и приятно работать на одной волне. Это поведение досужих бабушек и дедушек на лавочке, которые злословят обо всех, кто идет мимо: эта, мол, опять вырядилась, этот спотыкается – явно бухой, а вон та, смотрите, снова ведет к себе мужика.

Персонажи из какого-нибудь «родительского сопротивления», а также и все прочие группы лиц, которых начальство поочередно собирает, чтобы «посоветоваться» насчет очередных запретительно-карательных затей – это сплошь именно такие типажи. Когда вождь провозглашает, что исполнен глубочайшего уважения к их специфическим чувствам, то они, конечно, в восторге.

Но не надо переоценивать силу и глубину чувств сплетника с лавочки. Этот поведенческий тип не может быть ничьей политической опорой, ведь принципиальная его установка – это хоть и злоречивое, но именно бездействие. Никакого политического большинства из таких группок, будь они инициативными или давно состоящими на службе, не склеить. Что же касается действительно широких масс, то когда-то о советском человеке было сказано, что отличительная его черта – неготовность столкнуться с последствиями собственных поступков.

Весь прошлый год публика, подвергаемая по приказу Кремля социологическим опросам, заверяла, что повально одобряет запретительные и репрессивные затеи по всему их списку. Но, оказавшись затем объектом ею же самой санкционированных строгостей, сразу меняла свою точку зрения.

В начале прошлого века в США и Северной Европе действовали массовые движения, добивавшиеся принятия сухого закона, и в нескольких странах этого добившиеся. У них была реальная политическая воля.

А какая политическая воля может быть у респондента, «осуждающего пьянство» во время телефонного опроса? Разумеется, никакая. Тот же самый человек сейчас негодует, что в порядке борьбы за трезвость подорожала водка. И опросные службы регистрируют этот факт и даже толкуют его как сдвиг общественных настроений. Хотя никакой смены настроений не было и в помине. Была безответственная с обеих сторон игра в вопросы и ответы.

Впрочем, кое-какие выводы из этой верхушечной запретительной истерии рядовой человек, пожалуй, уже начинает делать. Даже и в опросах его высказывания относительно каких-то дальнейших запретов становятся все более скептическими.

Скажем, планируемая кампания против курящих не вызывает даже и формального энтузиазма. По данным ФОМа, 53% опрошенных считают чрезмерным или вообще ненужным предполагаемый штраф за курение в общественных местах. Против ликвидации «курилок» на предприятиях – 61%. А в целом с тем, что принятие «антитабачного закона» станет нарушением прав курящих, три месяца назад соглашались 40% против 37%, а сейчас уже 47% против 32%. На этом несложном примере хорошо видно, как «путинское большинство», якобы сплачивающееся вокруг запретительных, охранительных и ультраконсервативных мероприятий, сразу же рассыпается, как только эти мероприятия из плоскости казенной болтовни переходят в жизнь и людям приходится реально примерять их к себе.

Та же история происходит с «путинским большинством» и в руководящих наших эшелонах. В прошлом году чиновники бездумно одобрили кампанию по выборочному выявлению в своих рядах нечестных и непатриотичных. Теперь, естественно, эта кампания их раздражает и гнетет. И даже побуждает к подковерному предъявлению каких-то веских возражений. Не зря ведь Путин вроде бы передумал запрещать чиновникам иметь недвижимость за границей. Но сохраняется ли сегодня в массах бюрократии искреннее «путинское большинство», на которое вождь может уверенно опереться? Сомнительно.

Можно, конечно, махнуть рукой на жуликов и им в противовес сделать своей опорой честную и проникнутую высокими идеями часть госслужащих, даже если такие пока и не совсем в большинстве. Но кто сегодня скажет, что сообщество бескорыстных и благородных бюрократов — это как раз и есть политическая опора Путина? Тот, кому хватит юмора заявить такое, пусть уж назовет хотя бы сотню самых выдающихся и безупречных. Занятно было бы узнать их славные имена.

Никакого «путинского большинства» нет ни в низах, ни в верхах. Это мираж, которым тешит себя Кремль. «Антипутинского большинства» тоже нет.

Но власти могут приблизить его появление, если и дальше будут злить людей и объединять их против себя все новыми и новыми реакционными импровизациями.