Верхам нечего предложить

Зигзаги кремлевской политики не должны создавать впечатление, будто там размышляют только о мести рассерженным хипстерам и хомячкам. Поиски новой формулы отношений с широкими массами тоже идут полным ходом.

Ведь только сейчас ее необходимость более или менее прочувствована. Хотя легендарный путинский «контракт с народом» (подъем зажиточности в обмен на невмешательство в дела начальства) исчерпал себя еще кризисной осенью 2008-го, о составлении нового контракта долго не задумывались, воображая, что прекращение хозяйственного роста – явление сиюминутное.

То, что застой в экономике если и не навсегда, то уж точно надолго, более или менее осознали лишь теперь.

А поскольку у власти команда Путина тоже собирается остаться надолго, а по возможности и навсегда, то ясно, что без великого контракта № 2 просто не обойтись.

Чтобы представить, что в нем может быть записано, вспомним подробности контракта № 1. Он вовсе не был всеобъемлющим, хотя за десяток лет его действия жизненный уровень вырос, видимо, больше, чем за любое другое десятилетие во всей российской истории.

Вот главные позиции этого контракта с народом: стремительный рост зарплат (с 1999-го до 2008-го ежегодно на 10% и более в реальном исчислении); быстрый рост пенсий (в среднем более скромными, но тоже высокими темпами); полную занятость в зонах процветания, вроде столиц, и сравнительно высокую во многих других, хотя и не всех, частях страны; всеобщее высшее образование (пусть и не отвечающее в половине случаев даже скромным стандартам качества).

Были там и многочисленные обманные пункты, т.е. такие, которые торжественно провозглашались, но никогда не выполнялись. Скажем, рост доступности жилья или обновление государственной медицины. Однако

размах реальных улучшений был действительно велик, и народ мог думать, что продал свободу и достоинство по вполне приличной цене.

Поскольку нефть перестала дорожать, в связи с чем перестали расти доходы казны и государственные инвестиции, новый контракт Кремля с народом заведомо не может быть таким же выгодным, как прежний. Но если он окажется слишком уж невыгодным, то народ просто разнесет систему. Поэтому коридор возможного для верхов и одновременно приемлемого для низов драматически сузился.

Скажем, «пенсионный» пункт старого контракта в принципе может быть заменен обещанием, что реальные пенсии останутся примерно такими, как есть сейчас. Но уж не хуже того. Разглагольствования о пенсионной реформе, разумеется, продолжатся, но вряд ли власти рискнут всерьез урезать реально существующие пенсионные права, т.е. ухудшить их так, чтобы люди это заметили. Слишком уж дорого это начальству обойдется.

Возможно, массы примирятся и со стагнацией заработков. Но они не потерпят существенного их снижения. За усилиями президента свалить на правительство вину за невыполнение его предвыборных зарплатных обещаний стоит инстинктивное понимание этого простого факта. Но якобы найденный бюджетный компромисс, согласно которому повышение зарплат перекладывается на регионы, говорит лишь о том, что решение так и не придумано. Ведь в большинстве регионов денег на это не найдется.

Не согласятся низы и с крупным всплеском безработицы. Сегодняшний уровень занятости довольно высок и вроде бы не вызывает тревоги. Но путинские планы в разы увеличить производительность труда и создавать ежегодно по нескольку миллионов рабочих мест современного типа подразумевают массовое превращение в безработных тех, кто сейчас дислоцирован на бесчисленных устаревших рабочих местах. Следовательно, все эти прожекты автоматически переходят в разряд неосуществимых фантазий.

Не потерпит народ и отмену принципа всеобщности высшего образования, даже если качество образования при этом вырастет. Новый, радикально мыслящий шеф Минобрнауки может сколько угодно рассуждать о закрытии лишних вузов, но сколько-нибудь ощутимо уменьшить число выдаваемых дипломов явно не в его компетенции.

Если сложить все сказанное, то получится, что какое-либо экономическое или социальное обновление на каком бы то ни было серьезном участке просто не вписывается в новый контракт Кремля с народом.

Не потому, что у нас нечего обновлять, а потому, что система Путина, по-прежнему претендующая на абсолютный контроль над всем, а значит и несущая абсолютную ответственность за все, просто вынуждена будет выторговывать себе народную поддержку путем уклонения от любых шагов, хотя бы и самых назревших, но ударяющих по интересам сколько-нибудь крупных слоев. Отказ от свободы в обмен на гарантии всеобщей стагнации – вот воодушевляющая формула социального контракта № 2.

Ее неаппетитность смущает даже Кремль, который поэтому пытается дополнить ее чем-то более заманчивым. Не только традиционным модернизаторским пустословием, но даже и делами. Точнее, управленческими экспериментами. Чему самый яркий пример – бьющие в глаза различия в моделях управления столицами.

В Москве – клокочущий административной энергией режим Собянина, с его не лишенными конкретности краткосрочными программами развития, явно нацеленными на предъявление каких-то достижений к выборам градоначальника.

А в Петербурге – принципиально бездействующая администрация Полтавченко, который публично аттестует Путина с Медведевым как своих начальников, а местных жителей-петербуржцев – как «жлобов».

У системы оформляются свой полюс прогрессизма и свой полюс архаизма. Она даже собирается инсценировать перенос какой-то частицы политической ответственности на места, ведь хотя губернаторские выборы на сегодня сугубая липа, но перекладывание на глав регионов вины за местные неурядицы станет теперь куда более энергичным.

Система готова на кое-какие эксперименты, при условии, что она останется сама собой. Но пока она остается сама собой, новый контракт, который она может предложить народу, одновременно и жалок, и труден в осуществлении.

В отличие от предыдущего, он явно не на десять лет.