Цивилизация
В Петербурге принят «антигейский» закон. Из чего вроде бы следует, что люди доброй воли обязаны теперь дружно защищать лесбиянок и геев. Разве мы не люди доброй воли? Разве не должны протестовать против любого ущемления чьих-либо прав?
Тем более, права и в самом деле ущемлены. Да еще и демонстративно. Да еще и с замахом на дальнейшее развитие темы. Городской закон, принятый петербургским парламентом, подписанный губернатором Полтавченко и вступающий этими днями в официальную силу, запрещает «пропаганду гомосексуализма среди несовершеннолетних». А официальный его автор, глава местного комитета по законодательству Виталий Милонов, грозит со следующего месяца начать пробивать такой же закон и на федеральном уровне. Чтобы заклеймить нежелательное явление уже и всероссийским позором, а не только санкт-петербургским.
В этот закон можно вчитываться, но можно и сэкономить время, потому что смысл ясен и так. Наказывать геев и лесбиянок за то, что они геи и лесбиянки, пока вроде бы не станут. Но если они примутся словом, внешностью или повадкой сообщать окружающим о своей ориентации, то это уже запросто толкуется как пропаганда гомосексуализма. А пропаганда по определению накрывает всех, в том числе и малолетних. Следовательно, теперь выглядеть геем или лесбиянкой значит нарываться на наказание.
Выходит, всем, кто прогрессивно мыслит, действительно пора против этого восстать? Ответ на этот вопрос зависит от ответа на другой: а должны ли люди традиционной ориентации быть большими геями и лесбиянками, чем сами геи и лесбиянки?
Закон протаскивали с прошлой осени, делая это вовсе не втихую, а, наоборот, с максимально возможной шумихой, чтобы отвлечь публику от более насущных проблем.
Сколько в пятимиллионном Петербурге практикующих геев? Двести тысяч? Триста? Если бы не то что половина, а хотя бы десятая доля из них вышла на улицы, то начинание сразу спустили бы на тормозах.
Борьба с геями для начальства вовсе не из тех вопросов, ради которых оно пойдет на крупные издержки. Бывало, поступались и более дорогим. Семь лет назад, когда задетые монетизацией льгот работающие пенсионеры числом несколько десятков тысяч человек вышли на петербургские улицы, власти весьма оперативно все поняли и монетизацию эту переиграли. И с тех пор боятся пенсионной темы как огня. Вот что бывает, когда люди видят в чем-то свое право и на этом праве не понарошку настаивают.
А сколько ЛГБТ-активистов публично протестовали в Петербурге? Несколько десятков, не больше. На международном сайте под письмом губернатору Полтавченко собрано почти 100 тысяч подписей. Но это всемирная ЛГБТ-солидарность. Наши домашние ЛГБТ-активисты разослали письма властям ЕС, США, Канады и Австралии с просьбой запретить въезд Полтавченко и Милонову. Но это надежда на заступничество иностранных начальников. А в самом Петербурге 99,9% лесбиянок и геев молча проглотили унижение и решили не высовываться.
Не обязательно упрекать их за это. Открыто выступать как лесбиянки или как геи у нас решаются немногие. Но до тех пор, пока это так, право демонстрировать свою гомосексуальность у нас признаваться не будет. И милоновский закон — лишь сугубо формальное выражение этого непризнания. Потому что
по-настоящему соблюдаются только те права, которые всерьез отстаиваются. Пусть и ценой каких-то неудобств и жертв. Ничьи и никакие права не могут быть введены приказом сверху или подарены кем-то со стороны, хотя бы и через заступнические усилия домашней или мировой прогрессивной общественности.
Любое право становится реальным только тогда, когда за него горой встают те, кто лично в нем заинтересован.
Полное гражданское равноправие черных американцев было официально узаконено их белыми согражданами после кровавой гражданской войны еще в 1860-е годы. Однако реальностью оно стало только век спустя, и вовсе не усилиями белых идеалистов, а тогда, когда сами черные по-настоящему его потребовали.
И так везде и во всем. Совсем недавно москвичи сначала захотели, а потом приложили большие практические усилия, чтобы на президентских выборах голоса считали честно. И в Москве в отличие от остальной России этот подсчет действительно был довольно добросовестным. Если теперь столичные граждане твердо захотят чего-то более вещественного — ну хотя бы возможности самостоятельно выбрать руководителей всех этажей городской власти, то они добьются и этого. Но это право никто не отвоюет вместо них. И оно не может быть бесплатным и беспроблемным. Из всеобщего конформизма его не вылепишь, сколько бы ни лили слез сострадательные говоруны, которые сейчас повадились брать под защиту любое, даже самое жалкое и нелепое приспособленчество.
Разве позволительно, говорят они, осуждать учительниц-подтасовщиц из избиркомов? Ведь их может отругать начальство. Им могут не дать премию. Их могут даже уволить, и разве они тогда найдут себе другую работу? И разве позволительно осуждать судей, штампующих липовые приговоры? Да, среди них попадаются нехорошие, но большинство ведь добры, высокопрофессиональны и выносят карательные вердикты только из карьеристских соображений. Не в адвокаты же им уходить? И разве удобно критиковать персонал НТВ, хотя почти никто из него не отмежевался от коллег-провокаторов? Все ведь знают, что телевизионщик ну никак не может рискнуть своим местом на телевидении. Это для него святое.
Можно сколько угодно перечислять объективные причины быть конформистами. Но только у каждого права есть свой час проверки на прочность. И каким бы это право ни было — общегражданским, корпоративным или сугубо личным, правом выбирать или правом на профессиональную позицию, правом судить по закону или хотя бы правом не скрывать свою сексуальную ориентацию, — если люди не готовы хоть чем-то ради него рискнуть, если не намерены сами, никому не перепоручая, это свое право отстаивать, то оно и не будет за ними признаваться.
Геям и лесбиянкам придется осознать, что главное слово в свою защиту предстоит сказать им самим. И, пока они этого не поймут, им будет нелегко и жить им придется на этаких полуптичьих правах.
Ну а остальным, тем, кто вовсе и не геи, и не лесбиянки, разве сейчас легко? Легко ли свыкнуться с мыслью, что прав у нас у всех будет ровно столько, сколько мы сами захотим и сможем для себя отстоять?
