Невезучесть нашей страны вошла в поговорку. И вот опять. Вернулись суперцены на нефть. Если специально придумывать плохую новость, так другой и не сочинишь. Нынешние $110—120 за баррель — это то же самое, что дать тяжелому наркоману все, что он ищет. Разложение системы перешло черту.
Разговоры наших государственных начальников уже неотличимы от рассуждений брокеров с нефтяной биржи. Люди торгуют нефтью, а в свободную минуту, сообразуясь с выручкой, управляют страной.
Раздумья о любой проблеме, начиная с федерального бюджетного дефицита и кончая неотложной необходимостью понастроить для футбольных болельщиков высокоскоростные магистрали, сразу же съезжают к одному — сколько будет стоить баррель. Хватит ли барышей? Это уже последняя стадия нефтезависимости, когда на самостоятельное излечение надежды нет. Надеяться остается только на то, что изменится окружающий мир. Он ведь сам себе организовал нефтяную болезнь объединенными разрушительными усилиями покупателей и продавцов этого ценного природного продукта.
Если бы не было этой всемирной болезни, ливийскую войну никто бы и не заметил, авианосцы туда бы не плыли, Совбез не сходился бы на чрезвычайные заседания. Есть Каддафи, нет Каддафи, идут оттуда поставки, не идут поставки — в конце концов, Ливия со своим хилым местом во втором десятке нефтеторгующих стран — это меньше 3% мировых продаж нефти (всего-то около 1,5 млн баррелей в день, или 70—80 млн тонн в год). Уж нашли бы кем заменить. Если бы нефть была обычным товаром.
Но она перестала им быть. Вот пустословили: «черное золото», «черное золото». И допустословились.
Нефть и в самом деле стала супертоваром, своей ролью похожим на золото. То есть таким товаром, который резко дорожает именно тогда, когда все плохо, когда падает доверие к валютам, к надежности государственных систем, вообще к порядку.
В такие роковые минуты обязательно всплывают сообразительные люди и начинают спекуляции с золотом. А теперь и с нефтью. Точнее, с бумажками, ее представляющими, — с нефтяными фьючерсами.
Чтобы этот рынок стал сверхвыгодным и привлек огромные деньги, эти деньги должны были сначала изготовить власти главных держав. Подхлестывание своих экономик денежными накачками вошло на Западе в обычай еще лет 80 назад, но пока западные экономики были отделены друг от друга всевозможными барьерами, каждая очередная накачка просто отзывалась инфляцией внутри каждой отдельно взятой страны. Но потом настала глобализация, и инфляционные деньги, особенно доллары, полились куда захотели. А захотели они на рынки нефти, и вот почему. Эти рынки с постоянными беспорядками и диктаторами-скандалистами в странах-производителях, с иссякающими якобы запасами сырья (на торговле жуткими байками об иссякании этих запасов обогатилось множество предприимчивых экспертов и целых международных организаций), со всей царящей там атмосферой неустойчивости и непредсказуемости — рынки эти выглядели особенно заманчивой площадкой для спекуляций. И все закрутилось.
Первый волшебный взлет нефтяных цен продлился полтора десятка лет — с начала 1970-х и до середины 1980-х. Но тут на Западе началась эпоха жесткой денежной политики, лишних денег резко убыло, и нефтяные цены так же резко упали. Даже фирменные фокусы стран-производителей — войны и прочие безобразия — перестали оказывать привычное действие. Скажем, захват в 1990-м году Ираком Кувейта (акция, мягко скажем, пограндиознее сегодняшних боевых операций между Бенгази и Триполи) вызвал лишь краткосрочный скачок цен, который пошел вспять еще до начала «Бури в пустыне».
Второе дыхание нефть обрела только в 2000-м году, когда в Соединенных Штатах в страхе перед призраком хозяйственного спада возобновились массированные денежные накачки. Нефтяная цена за тот год поднялась в полтора раза. Но
настоящий золотой век настал только в 2003-м и продолжался до 2008-го. Все это время Федеральная резервная система США заливала мир долларами, и среднегодовая цена барреля нашей нефти Urals взлетела за пять лет с $27 до $93.
Потом по случаю кризиса пузырь лопнул, однако почти сразу же надулся снова. Западные «антикризисные программы» оказались подлинным спасением если не для Запада, то для нефтяного рынка, куда привычной дорогой хлынули вновь изготовленные деньги. В 2010-м цена Urals была уже $78, а бурное начало этого года располагает к ожиданиям, что рекорд 2008-го будет перекрыт.
Прикинем размеры этого халявного барыша. В рекордном 2008-м российский экспорт топливно-энергетических товаров (нефти, газа, мазута) принес $325 млрд. В кризисном 2009-м — $200 млрд. В 2010-м — $270 млрд. Нынешний благодатный год сулит небывалую выручку где-то между тремя и четырьмя сотнями миллиардов долларов.
К этим суммам стоит присмотреться. Ведь в наркоманы продались, в сущности, задешево. Если даже допустить на секунду, что этот предстоящий барыш будет поделен поровну между всеми нашими гражданами, то на каждого придется по три тысячи нефтедолларов вместо полутора в упадочном 2009-м. То есть
ничего даже и близко похожего на трудовые доходы обитателей богатых стран нефтяная рента рядовым россиянам никогда не приносила и принести не сможет. Зато нашему руководящему слою даже и та половина этих средств, которую он тратит не на собственные потребности, а как бы распределяет на нужды страны, позволяет с серьезными лицами изображать управление государством, хотя нормальные управленческие навыки у него давно атрофировались.
И в этом смысле Россия отличается в неудачную сторону от большинства нефтезависимых стран. Наша страна со 140 миллионами жителей продает четверть миллиарда тонн нефти в год. А шесть других лидеров продаж всего со 125 миллионами жителей (Саудовская Аравия, Эмираты, Кувейт, Венесуэла, Ирак, Алжир) экспортируют вчетверо больше — миллиард тонн нефти. То есть на среднего тамошнего обывателя приходится все-таки заметно больше нефтяной ренты, чем на нашего. Хотя и там сейчас обнаружилась масса недовольных. Но наша страна, как рентополучатель, похожа скорее на двух остальных из клуба главных нефтеторговцев — на Иран и Нигерию, которые экспортируют нефти столько же, сколько и мы, а населены даже гуще: там в общей сложности в полтора раза больше жителей, чем у нас.
В целом же весь этот наш нефтеторгующий клуб, именно потому что его члены давно и прочно больны нефтезависимостью, является вполне надежным поставщиком энергоносителей. Живописуемые сейчас ужасы остановки саудовских нефтепромыслов больше похожи на раздувание спекулятивного ажиотажа, чем на деловой прогноз.
Даже и самая радикальная революция в этой и прочих подобных странах не остановит их нефтеторговлю — там просто не представляют, что можно жить чем-то другим.
Конечно, всегда есть вероятность полного общественного распада, разрушения производств и прочих ужасов, но такое возможно, только если совсем уж импотентными и разобщенными окажутся страны — покупатели нефти. Все-таки мы (в смысле, мы — державы, продающие нефть) в некотором роде состоим при них, наших покупателях, а не они при нас. Это ведь они своей тупой финансовой политикой организовали нефтяную дороговизну и попутно подсадили нас на нефтезависимость, это они от этой дороговизны сами же все больше и больше теряют, так что им теперь и искать выход. Полезно, кстати, знать, сколько они теряют.
В 2010-м государства — покупатели нефти, газа и нефтепродуктов заплатили за них что-то около $2,5 трлн (из которых нашей державе досталось чуть больше одной десятой). А что такое $2,5 трлн? Это ВВП такой страны, как Франция (вычисленный по обменным курсам валют).
И если наглядности ради пожелаем измерять покупки нефти и мазута именно во Франциях, то самый большой кусок в 2010-м заплатила Америка (одну пятую Франции), за ней шел Евросоюз (одну шестую), потом Япония (одну девятую), потом Китай (одну десятую) и т. д. Речь тут, конечно, только о годовом французском ВВП, а не о сокровищах Лувра или винных погребов Сен-Жюльена, но и эта сумма становится для покупателей нефти слишком тяжелым грузом.
Мысль, что они безропотно согласятся ежегодно отстегивать уже не одну Францию, а две (что произойдет при устойчивом приближении нефтяной цены к $200 за баррель), надо признать фантастичной. Если дойдет до такой беды, то вслед за этим последует либо принудительное прикрепление районов нефтедобычи к державам-потребителям, либо переворот в мировой финансовой системе, либо неконтролируемый мировой спад, либо еще что-нибудь великое и одновременно малоприятное для стран, продающих нефть.
Из этого вытекает, что мировая система торговли нефтью в том виде, в котором она сложилась лет 40 назад, идет в тупик и нынешними своими ценовыми конвульсиями это движение ускоряет. Это просто очередные грабли, на которые наше начальство готовится наступить. Но обойти их не в его воле. Откуда воля у наркомана?