Сами разберемся

«Нужно купить вертолет с тепловизором, — абсолютно серьезно говорят люди из ЖЖ, — а еще лучше дирижабль. В любом случае нам нужен общий летательный аппарат, чтобы искать пропавших людей. Главное, чтобы государство к нему не примазывалось, а то народ государству не верит, помогать поискам не будет».

Вертолет вскладчину хотят купить те самые волонтеры, которые нашли тела заблудившихся в подмосковном лесу Марии и Лизы Фомкиных. Их глава Павел летом уже отыскал заблудившегося мальчика из Черноголовки, мальчика вынесли из леса живым. Спасти Марию и Лизу Фомкиных не успели — добровольцев поздно подключили.

Обсуждения в ЖЖ Павла продолжаются: пока вертолета нет, можно временно попросить дельтапланеристов — если что, они с приличных людей денег не возьмут. Собаки ученые тоже есть, и тоже выцепили их из недр интернета. Молодая, но очень перспективная шиба-ину, что-то похожее на палевого ризена, старый ирладский сеттер, но пусть и старый, а след берет хоть куда, несколько овчарок, пяток дворняг — их хозяева тоже помогают на общественных началах. Джиперы и сузуководы готовы ночью прочесывать лес. Офисный люд — взять отпуск за свой счет и с кипой листовок на руках опрашивать свидетелей в деревнях. Жители регионов приехать не могут, но готовы координировать на местах.

Все эти граждане не активные дураки и не походники-романтики. Не из разряда «вечно на подвиг зовет, и нету других хлопот». Хлопот навалом: у них есть семьи, родители, работа. Хобби. Насыщенная жизнь. Им действительно есть чем заняться окромя шастанья по ночным лесам и заброшенным карьерам.

Я восхищаюсь гражданами вчуже, ибо оторвать часть тела от кресла и дойти даже до соседней улицы не способна, чего уж там про подвиги... Да и ученой собаки у меня нет, чтобы леса прочесывать. «Я русский обыватель, я просто жить хочу». И желательно в комфорте, а лучше в пятизвездочном «де-люксе». И дел своих по гланды, и зарабатывать надо, и рауты с премьерами. Но и мне недавно нашлась работка: в августе я помогала друзьям адресно закупить сапоги и пилы для добровольческих пожарных отрядов, а в сентябре вместо государства занималась здоровьем чужой маленькой девочки. Причем я даже и близко не благотворитель по сути — самой бы кто подал. Просто деваться было некуда — иначе девочка с незаросшим протоком в сердце просто тихо бы угасла в городе Ижевске.

Мама у этой девочки малооплачиваемая. Папа позвонит раз в три месяца, спросит «ну что, все болеете?» и опять пропадет. А девочке, чтобы не помереть, нужна эндоваскулярная операция. И, как мне объяснили, операцию на открытом доступе вроде бы можно выбить бесплатно. Но там 60% выживаемости. То есть, скорее, выживет, но запросто может и помереть. А эндоваскулярная операция — выживет точно, но за свой счет. Половину денег на хорошую операцию дала одна хорошая компания. Нужна была вторая половина. Девочкина жизнь стоила всего 66 000 РУБЛЕЙ, то есть несчастные две штуки баксов.

И вот ко мне, как блогеру-десятитысячнику, обратился один из самых крупных и прозрачных благотворительных фондов. (Имена Льва Амбиндера и Валерия Панюшкина — дополнительные гарантии честности.) И практически навязал мне эту Вику с сердцем, которое уже было наполовину выкуплено у смерти доброй компанией. Мне просто неудобно было им отказать. А кроме неловкости и нежелания прослыть гадюкой и рыбьим глазом был и еще один не менее важный мотив: если не я, то кто? Ведь реально же помрет, и всем наплевать. И я обратилась к читателям своего блога: ну в самом деле, копейки нужны, что мы — всем кагалом не подарим девочке жизнь? Не скинемся по стоимости чашки кофе из новиковского ресторана?

Вечером, чтобы отчитаться перед читателями, я позвонила в фонд. «Подождите, — сказала девушка, — очень медленно грузится. Извините, что так долго: очень много мелких платежей».

Мелкие платежи — по 300, по 500 рублей — долго считали. И выяснилось, что к этому же вечеру мы почти выкупили Вику у смерти. А к вечеру следующего дня мелкими платежами навалило столько, что хватило не только Вике, но и еще одной девочке — тоже на операцию и тоже на сердце. Короче, всем миром набрали на двух девочек из Удмуртии. Давали не миллиардеры — обычные читатели, каждый по чуть-чуть. И сдавали не то чтобы излишки. Судя по суммам, скидывались люди небогатые. Обычные средние налогоплательщики.

Ей-богу, им было куда потратить эти пятисотки, трехсотки, штуки и без ижевских сердечников. В Америке, например, обыватели легко скидываются на сирых и обездоленных по причине переизбытка доброты и благополучия в обществе. У нас же, как я почувствовала, мотив был другой. От безысходности давали. От коллективного ощущения «если не я, то кто же, ведь государству же реально наплевать».

Тенденция «если не я, то кто» впервые обозначилась в августовские пожары. «Вы, конечно, в курсе, что нашу страну тушат почти исключительно лесники, а также инженеры, акробаты, режиссеры-документалисты, аспиранты философского факультета МГУ и прочие представители физиков и лириков?» — писала представителю Шойгу искусствовед, тушившая пожары. В письме Баскаковой был такой показательный абзац: «гламурные девушки каждый день несут мне гуманитарную помощь, а также помогают искать транспорт и добровольцев, пакуют консервы, подписывают коробки с обувью и одеждой и отвечают вместо меня по телефону. С ними мы очень мило щебечем о том, какой длины пожарные рукава модны в этом сезоне».

Одну из этих гламурных барышень, так уж получилось, я знаю лично. Не так давно она советовалась со мной, за кого из претендентов выходить замуж. И вот эта гламурная девушка, ранее очень далекая от социалки и профессиональной добродетельности, вдруг сколотила свой собственный добровольческий отряд, и почти месяц они тушили пожары. Очень важный момент: ранее эта девушка никогда не была замечена в революционной деятельности и политику «не хавала». Похоже, потенциальные декабристы и Герцены вышли из коматозного оцепенения. Вот так и получается, что обыкновеннейшие мещане, обыватели, вдруг становятся друзьями Отечества.

И гламурые девушки на пожарах — это совсем не та богатая самодовольная благотворительность, что прописалась в московской светской жизни. Это четкий маркер зарождения личной ответственности за жизнь в стране даже благополучных слоев населения.

«Однако тенденция» еще четче обозначилась две недели назад, когда искали потерявшихся Лизу и Марию Фомкиных. Краткий пересказ: девочка и тетя пошли погулять, заблудились, да в семи километрах от дома и умерли. С 13 сентября их безуспешно искало государство. Наконец родители кинули клич в интернет, и тогда к поискам стали подключаться добровольцы. Костяк спасотряда уже был: самый главный доброволец Павел и его команда этим летом уже нашли заблудившегося мальчика и его маму.

И вот опять пропадает ребенок. Нельзя сказать, что виновата милиция. Поисковики подтверждают: милиция вела себя прилично и вежливо. Сотрудничали. Ходили-опрашивали. Кинолога с собакой выделили. Добровольцам помогали. Но отработанного механизма поиска детей нету. А когда нет механизма — говорят, виновато государство. И вот добровольцы — не виноватое государство — взяли дело в свои руки и на ходу стали создавать этот механизм.

Кинули клич по интернету. Завели страницу в ЖЖ. Подтянули новичков. А дальше, как в рассказах советского классика Юрия Германа, «неравнодушие и ответственность спасают запутавшегося человека». Начинается расклейка листовок в городах и селах. Другая группа работает со свидетелями — ходит по хатам. Третьи выкликают ученых собак. Все автомобильные форумы ищут Лизу. И вот один из добровольцев находит след. Майор из местного отделения милиции так и говорит: «Снимаю фуражку, я бы не нашел».

...Их нашли неживыми. Причины: упущено время, нет вертолета с тепловизором, МЧС мышей не ловит... Газеты пишут: в этой смерти виновато государство.

Государство у нас, замечу, не фашист, не изверг. Что-то оно оплачивает. Например, шестьдесят процентов выживаемости. Или химиотерапию для маленького больного раком. Которая напрочь убивает иммунитет. И маленький больной умирает не от рака, рак государство лечит. А от грибка. Или герпеса. И гражданам приходится самим по чуть-чуть сбрасываться на жизнь маленьких больных.

Граждане у нас вообще попадаются очень добротные. Во время поиска Лизы Фомкиной — по дружбе, не по уставу — начальник отделения милиции договаривается с дружественным начальником части, чтобы взять солдат и прочесать лес. И полковник дает. По дружбе — не по закону. Это значит, не государство пишет в законе «подать солдат всю часть, когда пропадают маленькие девочки, а не подадите — каюк вам», а хороший полковник МВД звонит своему другу хорошему полковнику Вооруженных сил и просит: «Слушай, помоги». И хороший полковник по дружбе помогает — у самого дети. При этом, если полковник окажется редиской, солдат на поиски может и не оказаться. И есть хорошие эмчеэсники, у которых в это время выходные, и они приезжают и бескорыстно помогают искать ребенка. В это же самое время официальных эмчеэсников на поисках нет.

Равнодушие и импотентность государства привело к тому, что у нас на глазах из руин Советского Союза воскресает лучшее и, казалось, навсегда утраченное изобретение «совка» — простой хороший человек. Вот горевали-горевали наши родители по утраченным «хорошим отношениям между людьми». А тут глянь — какое явление нарисовалось. Перед лицом равнодушного государства зарождается сплоченность приличных людей. И они, сетуя, что власть у нас говененькая, не просто канючат на эту тему, а начинают брать ответственность за происходящее в свои руки. Прямо «возьмемся за руки, друзья» какое-то.

Я помню, как годы напролет граждане канючили, что, мол, не нужны мы государству, не нужны, и при этом сидели сложа ручки. Катастрофы ли, террористы — под нытье «какие же сволочи, детей/людей уморили» виктимные граждане так и сидели сложа ручки и ждали, когда появится хороший правитель и наведет порядок. В это время другие граждане — хищные — активно гребли под себя, чтобы заработать на образование детям в другом государстве и сплавить их туда.

И вот наконец-то в плаче «государству мы не нужны» появилась мажорная нота: «государству мы не нужны, так давайте-ка мы сами возьмем его функции на себя». «Произошедшая на прошлой неделе трагедия так всколыхнула общественность, — пишет главный доброволец-поисковик, — что нам уже не оставляют шансов на свободное принятие решения. Люди требуют объединения с целью поиска пропавших людей. Требуют настолько искренне и настойчиво, что выбора, по сути, и не остается. Нужно собираться, координироваться и делать независимую, некоммерческую организацию для поиска пропавших детей, возможно, потом цели станут шире».

И вот смотрите, как буквально пошагово добровольцы берут на себя функции правительства. В перспективе формат максимально широкий, вплоть до всесоюзного. Сейчас основной упор на московскую и соседние области. Эта организация должна работать плечом к плечу с МВД и МЧС, но не являться ни их дочкой, ни их структурой. Цель — обеспечить быстрое реагирование на возникающие события. Срок 5—6 часов. По возможности полное самообеспечение. При этом расчет только на свои силы. Деньги пока наши. Свое снаряжение, свои ресурсы. В отряде должны быть свои кинологи, следопыты, психологи, координаторы поисков и прочие специалисты, поскольку тратить время на обзвон соответствующих служб — непозволительная роскошь. Должны быть отработаны схемы взаимодействия внутри отряда, с родственниками, с госструктурами и добровольцами, не входящими в отряд, но желающими помочь в текущий момент. Должны быть договоренности со СМИ.

Это практически «в первую очередь надо захватить мосты, оцепить вокзалы, блокировать почту и телеграф». Это, если угодно, рождение очень серьезного нового движения. На наших глазах возникает консолидация общества. Главный поисковик Павел пишет горько, но правильно: «Отряд должен быть совершенно независим от государства. Поскольку если будет связь с государственными структурами, никто помогать не будет...»

«Так вот она, ваша победа, заря долгожданного дня»: на лицо полное отделение сознательных граждан от государства, то есть, пардон, от эффективных менеджеров, обслуживающих налоги этих самых людей. «Вы нас не трогайте, мы сами справимся, забирайте себе свои гешефты, главное — идите, обойдемся без вас», — говорят граждане.

И если так дело пойдет, то следующим шагом, и шаг этот не за горами, будет: «Государству мы не нужны, так и оно такое — не нужно нам. А давайте-ка мы его отделим, пусть весь этот Мордор доит трубу, а мы сами начнем строить такое государство, какое нам нужно. Сначала мелкими платежами наскребем на костный мозг мальчику. Потом скинемся и купим свой реанимобиль. За ним — свой тепловизор».

Процесс пошел: сознательная часть электората отделяется от невидимого безликого государства и сама решает свои проблемы. Потому что государству мы не нужны и оно наши проблемы не решает. Термин «государство» при этом очень удобный. Средний род — особенно красиво можно уходить от ответственности. Государство — ОНО, его никто не видит и с ним лично не знаком. И спроса с него никакого — оно же не имеет как бы облика. Как у Заходера в стихотворении про таинственного Никто.

Кто на обоях рисовал?
Кто разорвал пальто?
Кто в папин стол свой нос совал?
НИКТО, НИКТО, НИКТО!

Кто Лизу не нашел,
кто Вику не вылечил?
Государство, государство, государство!

А вот самый цимес будет, когда гражданское общество хором сообразит, что нету никакого таинственного равнодушного НИКТО-ГОСУДАРСТВА. И слова «государство» — нет. А есть конкретные пупсики, которые осваивают налоги конкретных людей. И осваивают так, что за наши же деньги не лечат Вику и не ищут Лизу, и нам приходится самим скидываться временем и деньгами и за конкретных пупсиков выполнять их работу.

Процесс консолидации, по моему ощущению, запустился. Часть граждан взяла ответственность за жизнь в стране. Так вот, когда ряды сплотятся и слово «государство» заменят термином «лица, оперирующие нашими налоговыми отчислениями», произойдет еще один качественный скачок. И вот тогда, как писали в хорошей детской книжке, и Юльки перестанут хиреть в погребах.