Цивилизация
Вокруг протестного движения, возникшего на гребне недовольства результатами прошлогодних думских выборов, по-прежнему много неясностей, касающихся его социального состава, целей, лидеров и, в конечном счете, перспектив. Но события начала мая отчетливо показали, что это движение, которому еще недавно большинство наблюдателей предсказывали скорую кончину, стало устойчивым фактором современной политической жизни России. А это неизбежно повлечет за собой «переформатирование» существующего политического поля. И, судя по всему, этот процесс уже начинается.
Архитекторы нынешней политической системы в отличие от своих советских предшественников хорошо понимали, что достижение идейно-политического единства современного общества — задача в принципе недостижимая, даже если на ее выполнение бросить всю репрессивную и пропагандистскую мощь государства.
Как ни агитируй успехами, все равно останутся какие-то группы недовольных и инакомыслящих. Так вот, для того чтобы они не оказались предоставленными сами себе, а находились бы в зоне контроля, в минувшее десятилетие была отстроена целая система квазиинститутов.
Появилось значительное число различных «как бы» неправительственных организаций, в том числе и «правозащитных», псевдооппозиционных сайтов и даже печатных изданий разного объема и периодичности, на страницах которых либеральная общественность могла бы свободно дискутировать на различные темы. А уж сколько возникло молодежных организаций, включая и «националистические», — точное их число может знать только специалист. Опыт создания суррогатных структур был распространен и на государственную машину. Вместо нормального и самостоятельного парламента — Общественная палата, вместо кабинета министров, созданного на базе общей политической программы и ответственного перед парламентским большинством, — «открытое правительство». В какой-то момент успешно начали строить и липово-оппозиционные партии (достаточно вспомнить рогозинскую «Родину»). Но по мере превращения многопартийной системы в жесткую железобетонную конструкцию от этой идеи отказались. Оказалось — незачем.
Система «пластмассовых» институтов, «как бы» представлявшая широкую палитру взглядов и интересов, имеющихся в российском обществе, а также дополнявшая или заменявшая атрофировавшиеся государственные институты, до недавнего времени работала весьма эффективно.
Не то чтобы все инакомыслящие и недовольные вдруг поверили в липовые НПО, палаты, комиссии, квазиоппозиционные клубы и СМИ и дружно ринулись с ними сотрудничать. Но во времена, когда ничего живого в политической жизни не наблюдалось, эти квазиструктуры подчас оставались единственным легальным каналом социального действия. Тем более что люди, поставленные руководить этими институтами, ненавязчиво уговаривали: приходите, высказывайтесь, ведь, только используя нашу структуру, вы получите шанс донести ваше мнение до высоких кабинетов, туда, где принимаются решения. Иными словами, только таким образом можете надеяться, что ваше мнение будет как-то учтено.
Но теперь, когда появилась политическая динамика, настоящее протестное движение, существование симулякров неизбежно утрачивает смысл. Нельзя быть сразу и при власти, и «как бы» в оппозиции.
Продолжение такой политики в новой, постдекабрьской ситуации приведет к тому, что оппозиционно настроенные граждане отвернутся от подобного рода претендентов на роли выразителей их интересов, а вот подберет ли их власть — еще большой вопрос. В конечном итоге ценность многих таких квазиоппозиционеров, «ручных» националистов и т. п. и обусловливалась в первую очередь их присутствием там, во враждебной среде. Но если эта среда ныне их выталкивает, тогда в чем же их значимость?
И вот уже из фракции «Справедливой России» выгоняют депутатов, проголосовавших вопреки партийному решению за утверждение Медведева премьером. Не выдерживает экзамена на роль оппозиционного политика Прохоров. В тот момент, когда проголосовавшие за него на президентских выборах ждут, что он открыто развернет знамя и начнет формировать партию, выразительницу интересов нового среднего класса, миллиардер тушуется и говорит что-то невнятное: дескать, не время, братцы. Да и в целом
существование протестного движения ставит оппозиционные партии и группы разных мастей и направлений перед жестким выбором. Что правильнее — идти вместе с наиболее радикальной частью протестующих на обострение или, напротив, ждать, когда радикальная волна схлынет, «пена» уйдет и на ее месте останется более спокойное и идеологически сдержанное массовое течение?
Ответа на этот поистине бытийный для оппозиционных лидеров вопрос не знает никто. Но ясно другое: одна ошибка — и можно остаться либо генералом без армии, либо сгинуть вместе с быстро прошедшим смерчем оппозиционных волнений. Но, по большому счету, этот вопрос не касается сущности нового политического процесса. Он об ином — о выживаемости тех или иных оппозиционных структур и их лидеров. С нарастанием социальной активности жесткую проверку на истинность общество предъявит и всевозможным квазиНПО, палатам и комиссиям. Недостаточно будет оставаться в роли телевизионных адвокатов. Можешь реально помогать людям решать их проблемы — будет тебе поддержка с их стороны, а если вся твоя деятельность строго регламентируется некой верхней инстанцией, определяющей, что можно, а что нельзя, ну и иди тогда к ней. А без твоих велеречивых слов о законе, защите прав, на самом деле ничего не стоящих, мы как-нибудь обойдемся. Словом, мода на политическую и социальную «синтетику» проходит. В ходу снова все настоящее.
