Цивилизация
150-летие со дня падения крепостного права в России — одно из немногих событий отечественной истории, которое имеет хоть какой-то шанс отозваться в нынешней политической повестке дня. Правда, очень незначительный по сравнению, например, с мощной пропагандистской накачкой, сопровождавшей 4 года назад 90-летие Февральской революции.
Это и понятно. Юбилей Февраля власть имущие использовали для того, чтобы еще раз объяснить обладающему короткой памятью российскому обывателю, что есть абсолютное зло. Это разрушение государственности, пусть даже неэффективной и вызывавшей стойкую социальную неприязнь у миллионов соотечественников.
Среднестатистическому россиянину доказывали, что у него нет альтернативы: либо жесткая централизованная власть, либо хаос, из которого ничего, кроме страшной кровавой диктатуры, появиться не может.
На фоне тучных нефтегазовых лет подобное объяснение многим людям казалось вполне логичным. Свести к столь же простым и подходящим к моменту пропагандистским формулам реформы Александра II вряд ли получится.
Впрочем, момента, подходящего для осмысления роли этого правителя в нашей истории за последние сто лет, пожалуй, и не было. После 1917 года большевики разрушили многочисленные памятники царю-освободителю (а, к примеру, в Болгарии в каждом крупном городе существовали и во времена социализма, сохранились и поныне улицы, названные именем Александра II в честь победы над Османской Турцией в войне 1877—1878 годов). Ненависть большевистской власти к Александру II была понятной: он своими либеральными реформами олицетворял альтернативный путь развития страны, который они прервали в 1917 году. Но и нынешней власти царь-освободитель особо не нужен. Фигура он, в истинном смысле этих слов, сложная и противоречивая, наглядный пример отца народа, твердо боровшегося со всякой крамолой и успешно укреплявшего родную российскую государственность, из него не сделаешь. Даже если постараться, все равно получится неубедительно. А коли так, то какой прок в еще одной попытке политизации истории? Ведь пытались же «осовременить» и Александра Невского, и Минина с Пожарским, но общественное мнение осталось равнодушным к подобным попыткам.
Отмена крепостного права по указу Александра II значима разве что для современных российских либералов. Но они в силу своего слабого влияния вряд ли сумеют политически актуализировать эту тему для всего общества. Словом,
праздничных шествий с фанфарами за государственный счет едва ли приходится ожидать. А дискуссия если и будет, то, скорее всего, примет, профессиональный исторический характер.
Центральными в ней станут вопросы, что сделал и чего не успел сделать царь-реформатор, в чем сказывались его дворянская ограниченность и сословные предрассудки, мог ли он в интересах прогрессивного капиталистического развития страны освободить крестьян с землей, а если мог, то отчего же не сделал.
Но лучше, наверное, оставить исторические споры об использованных и упущенных шансах для страны профессиональным историкам. Для общественной же дискуссии полезнее следовать другому правилу, подсказанному одним из известных политиков прошлого: об историческом деятеле надо судить не по тому, чего он не сделал, а что он сделал нового по сравнению с предшественниками. И с этой точки зрения манифест об отмене крепостного права стал одним из переломных событий отечественной истории. За несколько десятилетий освобожденные (хотя и без земли) русские мужики, многие из которых стали успешными промышленными и финансовыми воротилами, вывели Россию на четвертое-пятое место в мире по объему производства, практикой доказав справедливость утверждения, что свобода лучше несвободы. И сделали бы еще больше, если бы наследники царя-освободителя не переусердствовали в усилении контроля государства над обществом и не противились бы реформам всеми доступными средствами, когда эти реформы не только созрели, но уже и перезрели. Так что
именно в этом нежелании считаться с мировыми реалиями, а не в происках злобных антигосударственных сил, действовавших, по разумению современных «государственников», на зарубежные гранты, следует искать причины краха старой России в 1917 году.
Царь-освободитель дал первый мощный толчок своей стране в нужном, универсальном направлении социальной эволюции. Но, даже оставаясь самодержавным монархом, он был не в состоянии гарантировать ее дальнейшее нормальное развитие.
И еще. С отменой крепостного права началось умирание феодализма в России. Все большему числу образованных людей с каждым годом становилось яснее, что историческое время, отмеренное в России этому политическому и социально-экономическому порядку, заканчивается. И это неплохо бы помнить многим в современной России, тем, кто, судя по всему, мечтает о попятном движении. И не просто грезит реставрацией той феодальной страны с ее сословным неравенством, произволом неподконтрольных обществу чиновников и помещиков-латифундистов. А упорно трудится над тем, чтобы «сказку сделать былью». Тем, для кого равенство граждан перед законом — пустой звук, а символом общественного респекта вместо карет, украшенных дворянскими гербами, являются иномарки с мигалками. Для тех служилых, которые полагают, что служить надо не стране и обществу, а феодалу, выдающему жалованье и «именьице» (заводик, фирмочку) в кормление. Для тех современных латифундистов (неважно, как они сейчас называются), что устраивают на подконтрольных им землях порядки, которым позавидовала бы лютая помещица XVIII века Салтычиха.
Историю, наверное, на какое-то время можно обернуть вспять. Но при этом нужно прекратить всякие разговоры про модернизацию.
Повести Владимира Сорокина про «День опричника» и «Сахарный Кремль» оттого и антиутопии, что под общественные порядки XVI века в реальной жизни невозможно подвести современный научный и технический фундамент. Такое бывает только в художественной литературе да в мечтах нынешних адептов феодализма.
История, как писал Василий Ключевский, ничему не учит, а только наказывает за незнание своих уроков. А потому 19 февраля будет совсем не лишним вспомнить про отмену крепостного права в России и про царя-освободителя.
