Единственным содержательным вопросом повестки второго срока Путина стал третий. В России окончательно сформировалась «власть в себе» — по аналогии с вещью в себе. Это значит, что страна неизбежно станет заложницей борьбы кучки придворных за сохранение власти как последней гарантии сохранения их собственности и, возможно, личной свободы.
Главный признак «власти в себе» — когда все усилия правителя и его окружения направлены на удержание власти. То есть власть замыкается внутри себя, становится самоцелью, а социальные институты и обычные люди используются ею исключительно как прикладной инструмент.
Для постсоветского пространства такой тип правления весьма характерен. Именно он, с одной стороны, привел к тому, что теперь принято называть «цветными революциями», в Грузии, Украине и Киргизии. А с другой — к формированию умеренно авторитарных режимов вроде назарбаевского и откровенно тоталитарных вроде каримовского, лукашенковского и ниязовского.
Технологии «власти в себе» просты и предсказуемы. В Туркмении, например, Ниязов уничтожил всякую живую политическую активность, и без того традиционно невысокую. Еще в советское время любой подлинный или мнимый противник режима мог выбирать между бессрочным пребыванием в застенках или эмиграцией. А потом декоративный туркменский парламент просто отменил в стране президентские выборы, провозгласив Туркменбаши пожизненным президентом. Так республика превратилась де-факто в монархию. В Казахстане, Узбекистане и Белоруссии пошли чуть более тонким путем. Там президенты на референдумах либо продлили срок своих полномочий и начали их отсчет с момента проведения первых послереферендумных выборов, либо получили право избираться бессрочно. При этом степень фальсификации результатов референдумов в условиях «управляемой демократии» оценке не поддается — «власть в себе» никогда и никому не дает себя проверять. Чем же плоха власть в себе?
Прежде всего, тем, что не только придворная челядь, но и вся страна становится критически зависимой от одного человека. Сейчас, например, одним из аргументов в пользу третьего срока Путина называют то, что он молод, здоров и энергичен. Мол, надо дать ему завершить начатое. Не будем обсуждать, что же такое начал Путин, чего никто другой не в состоянии завершить, поговорим только о физиологической стороне дела. То есть нам говорят: давайте подождем, пока президент России станет старым больным маразматиком. Пока Путин превратится в позднего Брежнева или в Черненко. Во власти, которая принципиально несменяема ненасильственным путем, мы, таким образом, зависим от любой болезни, каприза и перемены настроения правителя. Вторая опасность — отсутствие у «власти в себе» легитимности. Любое неконституционное продление полномочий главы государства в республике (все-таки Россия пока по Конституции республика, а не абсолютная теократическая монархия, как Саудовская Аравия) — это, по сути, государственный переворот сверху. За таким президентом больше не стоит воля народа, за ним стоит лишь горстка боящихся ответить за свои преступления чиновников.
Третья опасность лучше всего сформулирована великим древнегреческим драматургом Эсхилом, написавшим: «Ведь всем тиранам свойственна болезнь преступной недоверчивости к другу». Когда всякая внешняя оппозиция подавлена, когда правитель знает, что не мытьем так катаньем должен править до последнего всхрипа, он становится заложником ближайшего окружения. Каждого он может подозревать (и подозревает) в недостаточной лояльности. В свою очередь, само окружение начинает неизбежно грызться между собой — за благосклонность вождя и за право отнять кусок собственности и власти у придворного конкурента.
В России, кстати, такая внутривластная грызня идет уже давно и явно. Спрашивается: хотят ли сторонники третьего (а потом, если этот третий срок, не дай бог, случится, заговорят и о четвертом, пятом, седьмом) повторить опыт существования придворных при сталинизме? Хочет ли, например, Патрушев повторить судьбу Ежова, а пропевший на днях осанну третьему сроку президент Марий Эл Леонид Маркелов — Бухарина?
Наконец, если говорить о России, одной из особенностей ее модели «власти в себе» является очевидная слабость царя. Путин говорит одно — окружение демонстративно делает другое. Путин говорит: не надо банкротить ЮКОС. Окружение не только банкротит, но и отнимает его. Путин говорит: «Газпром» поглотит «Роснефть». Окружение не дает сбыться этим словам президента.
Вы говорите, у России популярный президент? Так ведь он, получается, Россией вовсе и не правит. А рейтингов популярности Сечина с Сурковым я что-то не встречал.
Боюсь, подавляющее большинство населения в ответ спросит социологов: а кто это такие?
Выходов из ловушки «власти в себе» два. Либо откровенно меняем конституционное устройство России, превращая ее опять в монархию с наследуемым правлением, и пусть тогда вслед за пожизненным царем Путиным правят его жена и дочери. Либо прекращаем всякий трындеж про третьи сроки и живем по законам демократической республики по действующей пока Конституции. Кстати, в демократической республике, если кто забыл, власть принадлежит народу. А не народ власти, как у нас.