Цивилизация
Зря президент России твердил в своем послании о какой-то «всесторонней модернизации». Не надо ничего менять: у нас, оказывается, и так все прекрасно. Доказано ВЦИОМ. Согласно его свежему опросу, 72% россиян в целом чувствуют себя счастливыми. Почти три четверти. Это даже больше, чем квалифицированное большинство. Но, как и всякий вопрос, не имеющий точного (именно точного, а не честного) ответа, этот, о счастье, дает нам некоторые важные представления об отвечающих — о нас с вами, о человеческой природе как таковой. Тем более что истинный процент счастливых людей невозможно установить в принципе. Например, давно подмечено, что
в странах с варварскими политическими режимами и относительно невысоким уровнем жизни счастливых, по опросам, традиционно оказывается больше, чем в государствах, которые экономически и политически явно более благополучны.
При этом в России, как и везде в мире, в подобных опросах все-таки опровергается тезис «не в деньгах счастье» (в советском фольклоре этот тезис был модернизирован и звучал «не в деньгах счастье, а в их количестве»). Социологи и экономисты не дадут соврать: доля счастливых среди богатых повсеместно выше, чем среди бедняков. В России, по данным ВЦИОМ, 91% обеспеченных людей считают себя счастливыми, тогда как среди малообеспеченных 40% ощущают свое несчастье.
Зато в России не подтверждается расхожее представление, что провинциальные жители счастливее столичных, и максима Экклезиаста «умножая познания, умножаешь скорбь», то есть что образованные и умные несчастнее тех, у кого нет высшего образования. В России, по версии ВЦИОМ, счастливы 80% столичных жителей, тогда как 25% жителей малых и крупных, но провинциальных городов несчастны. Столько же — 80% — счастливых среди высокообразованных людей, тогда как среди малообразованных только 62%. От пола, по крайней мере в России, счастье не зависит совершенно: счастливых мужчин и женщин оказалось по 72%.
Но все эти цифры вторичны по отношению к тому, из-за чего люди говорят, что они счастливы или несчастливы, можно ли считать счастье смыслом жизни, объективны ли критерии, по которым мы считаем себя счастливыми или несчастными. Просто представьте себе, что к вам подходит на улице незнакомый человек, предлагает поучаствовать в опросе, вы соглашаетесь, и он задает вам единственный вопрос, как он звучит в формулировке ВЦИОМ: «В жизни бывает всякое — и хорошее, и плохое, но если говорить в целом, вы счастливы?» Многие просто постесняются честно сказать незнакомому человеку, что несчастны. Многие даже себе в этом не признаются. Кроме того,
счастье слишком эфемерная и переменчивая субстанция. Проиграла любимая команда, наорал начальник, потерял мобильный телефон или, еще хуже, паспорт — и сегодня ты «в целом несчастен». Хорошая погода на улице, дали премию, вылечился от свиного гриппа — и завтра жизнь «в целом удалась».
При этом очень мало людей, несомненное меньшинство, удерживают в поле своего сознания всю дистанцию жизни как некое последовательное движение к определенным целям от рождения до неизбежного конца. А ведь только по итогам всей жизни можно более ли менее объективно говорить о ее счастье или несчастье в целом. То есть в итоге мы просто не можем знать, счастливы мы или нет, — только чувствовать в каждый конкретный момент.
Или такой вот парадокс. Едва ли не самое мощное описание состояния абсолютного, беспримесного счастья есть в рассказе Набокова «Дуэль», где человек в расцвете сил по пустяковому поводу назначил дуэль, готовился к ней, страшно боялся, ехал на нее как на неизбежную смерть. И вдруг уже на месте узнал, что его соперник, испугавшись, на поединок не явился. И тогда герой испытал такое счастье, которое захватило его целиком. Так ведь обычно и бывает: мы испытываем наибольшее счастье, избежав страшной опасности. Такое же счастье, причем активно описываемое не только литераторами, но и химиками, мы переживаем в момент любовной страсти, в первый период наших новых отношений с возлюбленными.
Кажущиеся более абсолютными, чем у счастья, критерии несчастья тоже относительны. Конечно, смертельная болезнь, о которой тебе объявили, делает тебя несчастным. Или посадка в тюрьму, особенно если ты не виновен. Но безнадежный больной может быть тоже счастлив в момент, когда боль отпустила. А безнадежный арестант — в момент, когда нахлынут приятные воспоминания о свободе.
Строго говоря, любая человеческая жизнь — трагедия, потому что есть смерть. Многих утешает способ борьбы с этой неизбежностью, который предлагают религии: загробная жизнь, переселение душ или сохранение твоей собственной души после смерти тела. Но это ведь не истина, а всего лишь вера и надежда: никаких доказательств того, что происходит именно так, не существует. Это облегчение участи, но не ее перемена. И все-таки
именно неуловимая, подвижная, мерцающая граница между нашим личным счастьем и несчастьем, набор личных обстоятельств жизни, наложенный на жизнь близких, страны, планеты, где мы существуем, составляет саму суть нашего короткого пребывания здесь.
Кому-то именно сегодня хорошо живется в такой, какая она есть, России. Кому-то, наоборот, живется очень плохо. Человек думает, что ему хорошо или плохо, и это достаточное основание считать, что так оно и есть. Сказка о счастливой жизни 72% россиян может обернуться былью. Только счастливые завтра окажутся несчастными и наоборот. И даже смерть не ответит нам на вопрос, были ли мы счастливы на самом деле.
