Запах превосходства

Все дикие животные, за исключением, пожалуй, бегемота, искренне боятся человека. Бегемот, будучи, в сущности, не животным, а результатом соединения тахты с бульдозером, в ходе эволюции каким-то странным образом отстоял свое право презирать людей и произвольно нарушать границу между стихией и материальным миром. Даже профессиональные африканские охотники, как мне рассказывали, избегают напрасных встреч с бегемотом, чтобы не быть растоптанными и поруганными существом с размахом рта, годным для исполнения национальных гимнов экономически процветающих держав.

Остальной животный мир остерегается человека, несмотря на то что часто бывает коварнее и сильнее его. Человека боится крокодил, горизонтальная рептилия, способная напасть на буйвола. Едва почувствовав людей, крокодил старается скрыться, хотя убить его даже из винтовки невероятно сложно. Охотник должен либо попасть ему прямо в мозг размером со спичечный коробок, либо перебить рептилии какие-то жизненно важные позвонки, стреляя крокодилу в улыбку — в то место, где заканчивается довольная пасть животного, отдыхающего под солнцем на речном песке.

Человека боятся волки, одни из самых разумных и хитрых обитателей леса. Человека боится лось, умеющий противостоять даже медведю. Эта ходячая крепость с лопатообразными рогами может ударить противника не только задними копытами, что известно по анекдотам, но и лупит его прямо в лоб передней ногой, выкидывая ее вперед, как пику. Наконец, боится человека и сам медведь, вообще не имеющий в лесу каких-либо врагов. Медведь довольно плохо видит, но прекрасно распознает запахи и звуки. Поняв, что поблизости человек, медведь чаще всего убегает, как провинившийся ребенок, несмотря на то что одного движения лапой ему достаточно, чтобы переломать гражданину хребет, а скрываться от медведя и вовсе бессмысленно: по лесу он движется совершенно бесшумно иногда со скоростью «Жигулей».

Человека облетают птицы, его остерегаются зайцы, рыбы таятся от него в зелени водных струй. Считается, что дело тут в ауре человека, в особенном запахе превосходства, признаке цивилизованного существа, давно покинувшего природу. В этом запахе дикое животное чувствует иную сокрушительную силу, способную менять привычный порядок вещей, вторгаться в сущности, приводить в движение стихии, рождать огонь, подниматься в воздух, проникать в глубь земли. Предполагается, что вместе со своим запахом человек приносит природе сообщение об ином, более совершенном мире, отстоящем от дикого животного на расстояние далеких галактик.

Так считается, и вот уже 13 лет подряд каждую осень я со своими приятелями вожу свой запах превосходства на проверку в дальневосточную тайгу. Долетев до Хабаровска, а иной раз даже и из Хабаровска в Охотск, мы садимся на вертолет и забираемся на таежную реку в какую-нибудь такую глушь, где невозможно встретить ни единого живого человека. Наш запах превосходства оказывается здесь эксклюзивным, как это принято сейчас говорить. В нем, несомненно, присутствует едкая злоба больших городов, опрелость семейного очага и усталость от разговоров с людьми. К этому примешивается еще и запах мелких, но приятных завоеваний цивилизации наподобие тушенки, резиновых сапог, хлеба, фонарей, огненных палок с оптическим прицелом, палатки, надувной лодки, спичек и средства от комаров. Это происходит уже 13 лет подряд, и каждый раз случается примерно одно и то же. Запах превосходства начинает исчезать.

Я думаю, его съедает тишина, в которой растут деревья. Сначала из головы выветриваются лишние слова, потом и образы людей и ситуаций. Их мысленные изображения как бы растворяются в мозгу и поднимаются к небу с дымом костра. Потом грубеют руки, покрываясь порезами от ножа и краснея от холода реки. Отрастают волосы и щетина, желтеют зубы, тело приобретает свежесть лежалого плода. Вдруг ухо начинает различать неведомые звуки — вот треснула ветка, вот из воды выпрыгнула рыба, вот вдалеке вскрикнула птица. Глаза начинают видеть, как утром меняется лес, как зелень его бросает вдруг в краску, как он застывает, готовясь почувствовать снег.

Эти непостижимые превращения продолжаются до того самого момента, когда однажды ночью ты вдруг выходишь из палатки, чтобы освежить организм, и слышишь невидимую реку, различаешь только угли костра и звездное небо, на котором записана твоя судьба, но ее не прочесть из-за холодности звезд. Фонарем ты проводишь окрест, чтобы хотя бы немного разворошить ночь, и вдруг луч упирается в чьи-то глаза. В свете лампочки они вспыхивают, как два ярчайших серебряных выстрела в кромешной тьме. Они рвут ночь и сердце. Они смотрят прямо в тебя из леса. Господи, чьи это глаза? Кто там? Может быть, это ты сам?

Никогда, никогда нельзя с этого момента признаться себе в превосходстве. Цивилизация с этой секунды обращается в прах, весь прогресс — в следствие робости перед природой, в попытку отомстить за ее непостижимость, за силу тяготения, за тайну происхождения жизни. А те глаза из леса, что знают эту тайну, они совсем не боятся тебя. Они просто смотрят с интересом в упор, как два серебряных выстрела во тьме. Смотрят и исчезают в ночи.

Конечно, это длится всего лишь мгновение. 13 лет подряд я езжу в тайгу и 13 лет подряд возвращаюсь. Ибо ногти на моих руках не превратятся в копыта, чтобы копать ими ягель, волосы не защитят от зимы, а тело, даже если и покроется чешуей, в реку его все равно не пустят резиновые сапоги. Так что я возвращаюсь к людям. Я опять приобретаю способность слышать новости по радио, видеть светофоры и чувствовать маленькие прелести цивилизации — котлеты, макароны и водку, этот сплав солнца и льда, отвар покорителей сущности, напиток борцов с естеством.

Запах превосходства снова наполняет меня.