Цивилизация
Политический путь Егора Гайдара, его реформы и критика его реформ – это, увы, весьма характерная для России повесть о противоборстве политической ответственности с политическим фрирайдерством. И лучшая иллюстрация сущности российской политической культуры – культуры коллективной безответственности и паразитизма, которую нам необходимо решительно ломать через колено.
Можно долго рассуждать о реформах Гайдара, соотношении объективных обстоятельств и ошибок того времени, обсуждать, что было причиной гиперинфляции – гайдаровская либерализация цен или безумная денежная эмиссия в последние годы существования СССР и при первых руководителях российского Центробанка Матюхине и Геращенко.
Однако сегодня, оценивая политическое наследие Егора Гайдара, гораздо важнее попытаться воссоздать точную картину происходившего в тот момент, когда он пришел в российское правительство и начал реализацию своей программы реформ. Точность важна не только ради лучшего понимания нашей собственной новейшей истории – увы, обросшей штампами, как дно корабля обрастает ракушками после долгого плавания. Она важна и для того, чтобы поставить диагноз паразитическому типу поведения российского политического мейнстрима, безответственному «агрессивно послушному большинству», которое, увы, задает погоду в российской политике и сегодня.
Сценарий не меняется – сначала это «модернизационное большинство» из всех сил подлизывается к сильной власти, а потом, когда авантюрная политика властей доводит страну до краха, сломя голову бежит в кусты – лишь для того, чтобы переждать и, спекулируя на трудностях выхода из кризиса и неизбежных ошибках, утопить тех, кто взял на себя ответственность за сложные реформы.
Существует теория о том, что «антинародным реформам Гайдара» имелись некие «конструктивные альтернативы». Сегодня, когда многие уже подзабыли, что и как, эта фантастическая теория в духе Фоменко-Носовского служит одним из стержней антилиберальной пропаганды в России.
А что на самом деле? А на самом деле реформы Гайдара осуществлялись в условиях полной капитуляции любых альтернативных политических сил. Никто и не думал предлагать никакую «альтернативу». V Съезд народных депутатов РСФСР, где большинство составляли коммунисты, осенью 1991 года одобрил предложенный Ельциным пакет экономических реформ, включавший в себя пункт о форсированной либерализации цен (еще до прихода Гайдара в правительство, заметьте!), 876 (!) голосами за, при этом лишь 16 депутатов проголосовали против. Об альтернативных предложениях не было и речи.
Тот же самый съезд подавляющим большинством голосов принял постановление № 1830-1 от 01.11.91 г. «Об организации исполнительной власти в период радикальной экономической реформы», предоставившее Ельцину суперполномочия по реализации де-факто любой, какой заблагорассудится, повестки дня сроком на год. «Все, что сделал податель сего, сделано для блага Франции».
Это сейчас коммунисты изображают из себя «борцов за справедливость». А тогда они стыдливо отдали Ельцину карт-бланш на любые действия. Почему? Большинство было просто растеряно и не знало, что делать. Но были и настоящие подлецы, которых цитировали газеты того времени, они «готовы отдать Ельцину все полномочия – пусть провалится, будет сметен, тогда мы появимся на сцене».
Среди тех, кто голосовал тогда за карт-бланш Ельцину на проведение экономических реформ, немало тех самых «державников», которые сегодня навешивают на демократическую оппозицию чуждый ей ярлык «чем хуже, тем лучше». Собственно, как и среди 188 членов Верховного совета РСФСР, 12 декабря 1991 года проголосовавших за ратификацию Беловежских соглашений (при 6 против и 7 воздержавшихся), а позже обрушивавшихся с нападками на Ельцина за «развал СССР».
Ну да бог с ними, державниками и коммунистами – быть может, у той части либеральных демократов, которая негативно относится к Гайдару, было что-то за душой? Многие из них любят вспоминать о программе «500 дней», о Григории Явлинском.
Но мало кто из них любит вспоминать, что еще за год до вхождения Гайдара в «чрезвычайное» правительство Ельцина, 4 ноября 1990 года, в коллективном письме в «Комсомольскую правду» (с красноречивым названием «Почему сегодня неосуществима программа «500 дней») авторы программы «500 дней» фактически расписались и в ее нереализуемости и в том, что любая новая программа реформ неизбежно будет носить более жесткий характер. Аннушка уже разлила масло –
президент Горбачев подписал Указ от 04.10.1990 «О первоочередных мерах по переходу к рыночным отношениям», пункт 1 которого объявлял фактическую либерализацию оптовых цен. После этого либерализация розничных цен была просто предопределена – с Гайдаром или без.
16 октября 1990 года, более чем за год до прихода Гайдара в правительство, сам Григорий Явлинский в письме к депутатам Верховного совета РСФСР признался, что его программа «500 дней» уже не может быть реализована. «Нельзя больше обещать людям стабильных цен на сегодняшнем уровне, нельзя обещать поддержания сложившегося уровня жизни, нельзя даже надеяться на укрепление рубля в ближайшее время», «вход в рынок будет не через стабилизацию, а через усиливающуюся инфляцию», - писал Явлинский.
Он оказался прав – так все и получилось. Только, в отличие от Гайдара, взявшего на себя ответственность, Явлинский предпочел выдвигать заведомо невыполнимые условия (вроде «честного политического союза М. Горбачева и Б. Ельцина», о котором он говорит в упомянутом письме) и красиво умыть руки.
Раннеперестроечные мечтатели и те политики-демократы, которые позже лили слезы о «социальной цене реформ», таким образом, не оставили Гайдару никакого ценного наследства в виде идей или программ, которые можно было бы реализовать на практике в тот момент.
Гайдару пришлось действовать интуитивно, в условиях цейтнота (между утверждением Гайдара в роли первого вице-премьера правительства и принятием постановления от 19.12.1991 № 55 «О мерах по либерализации цен» прошло 43 дня) и руководствуясь тем релевантным (пусть и с натяжкой) опытом, который имелся под рукой на тот момент – например, опытом Бальцеровича.
Осенью 1991 года в России не было никакого соперничества «антинародного правительства Гайдара» с несуществующими «конструктивными альтернативами». Была позорная капитуляция поджавшего хвост «агрессивно послушного большинства», увидевшего перед собой реальную перспективу голодных бунтов в нищей, доведенной коммунистами до банкротства стране и стремительно убежавшего от любой ответственности. Свалившего все на других.
И был Гайдар, который такую ответственность на себя взял и позже никогда ее с себя не снимал. Ни собирательную ответственность за все реформы в целом, включая произошедшее после его ухода из правительства, ни за конкретные чужие действия (например, безумную эмиссионную политику российского ЦБ в 1992 году). Гайдар категорически отказывался принимать для себя принцип «чем хуже, тем лучше» - даже в последние годы, когда такая позиция стала восприниматься многими как балансирующая на грани апологетики авторитаризма (хотя сам Гайдар постоянно и последовательно, пусть и в нежестких формах, российский авторитаризм критиковал).
Как бы ни относиться к гайдаровским реформам, следует признать, что пример Егора Гайдара – нетипичный для нашей страны пример ответственного поведения политика, никогда не пытавшегося спрятаться от тяжелых и непопулярных решений
и искать для себя анекдотические оправдания типа «отсутствия честного политического союза между Горбачевым и Ельциным». Спасибо Егору Гайдару за это. Светлая ему память.
