Цивилизация
Случится в России вторая волна экономического кризиса или нет? Хотя это один из наиболее острых вопросов, волнующих сегодня россиян,
не видно, чтобы работой по прогнозированию новой волны кризиса были бы хоть сколько-нибудь озабочены российские власти. Это плохо, поскольку первую волну кризиса они попросту проспали.
Принимаемые антикризисные меры и масштабные денежные вливания не позволили предотвратить обвальное падение экономики, а «спасение банковской системы», которым власти так гордятся, пока не принесло особой пользы — доступа к кредитам для реального сектора эта банковская система не обеспечивает, поэтому ценность ее «чудесного спасения» как минимум сомнительна.
С чем может быть связана вторая волна кризиса? Скорее всего, в этот раз уже не с очередным внешним шоком, а с выходом на поверхность крупных диспропорций в российской экономике, остававшихся скрытыми в течение первых месяцев кризиса.
Сейчас много говорят о проблеме роста объема «плохих долгов». Действительно, здесь есть о чем побеспокоиться: официальные оценки объема просроченных кредитов не дают ни малейшего представления о масштабе проблемы. Те 4% просроченной задолженности от общего объема выданных кредитов, которые фигурируют в отчетах ЦБ, представляют собой явно заниженную, по международным меркам, оценку объема «плохих кредитов».
Если учитывать в объеме просроченной задолженности все тело кредита, по которому допущена просрочка платежа (как это делают в других странах), объем просроченных кредитов может составить 12–15%.
Недоверие к официальным данным подпитывает и тот факт, что с января ЦБ ослабил нормы, относящие кредиты к просроченным, пролонгировав допустимые сроки просрочки займов на 30 дней. Проблема и в том, что около 40% выданных банками кредитов приходятся на «проблемные» секторы — строительство и операции с недвижимостью, обрабатывающую промышленность, финансовую сферу, ипотеку. Никто не знает реального объема рисков, сосредоточенных в этих сферах.
Но хотя кризис «плохих долгов» и в состоянии нанести дополнительный удар по экономике (в том числе по будущему посткризисному восстановлению, подрывая доверие к банкам), тем не менее это не самая большая опасность для российской экономики. Если на Западе обусловленное кризисом доверия кредитное сжатие стало главной причиной нынешних экономических трудностей, то в России кредитный рынок и так работает плохо. Ключевая проблема России иная — перспектива падения внутреннего спроса, вызванного проеданием сбережений населения, которое пытается на фоне снижения доходов сохранить прежний уровень потребления.
Первая волна кризиса в России была вызвана резким оттоком капитала и обвальным падением мировых сырьевых цен во второй половине 2008 года. Сегодня эти процессы приостановились, и российская экономика зависла в неустойчивом равновесии. С одной стороны, сырьевые цены хотя и упали с прошлогодних заоблачных уровней, тем не менее достаточно высоки, по историческим меркам, и обеспечивают хорошую прибыль от сырьевого экспорта и даже начали демонстрировать неуверенную, но все же положительную динамику.
Отток капитала спровоцировал резкое падение секторов экономики, чрезмерно зависевших от притока спекулятивных денег, однако базовые отрасли остались на плаву, а глубину спада удалось уменьшить — и все это благодаря тому, что население активно расходовало свои сбережения, пытаясь удержаться на прежнем уровне потребления.
Это неудивительно — ведь власти все это время так уверенно убеждали граждан, что они контролируют ситуацию и беспокоиться не о чем. Раз не о чем — значит, кризис скоро закончится и о сокращении потребления можно не заботиться. Такова, увы, психология обычного российского гражданина, ежедневно смотрящего телевизор и доверяющего государственной пропаганде. В то время как промпроизводство, ВВП, доходы населения резко падали, показатели розничной торговли и объема платных услуг населению выглядели весьма неплохо. Внутренний спрос поддерживался за счет проедания населением сбережений.
О проблеме неоправданного потребительского оптимизма россиян во время кризиса уже говорили многие эксперты (см., например, Игра на падение), и сейчас, похоже, она становится главной угрозой экономике на предстоящие месяцы. Опубликованный Минэкономразвития в конце апреля мониторинг российской экономики за первый квартал этого года свидетельствует об ускорении тенденции проедания — сокращение прироста сбережений населения во вкладах, ценных бумагах и валюте в марте 2009 года по сравнению с мартом 2008 года составило 13% против 6% в январе и 2% в феврале.
Если так будет продолжаться и дальше, в определенный момент в потребительском поведении граждан все же может наступить надлом — расходование сбережений на поддержание текущего уровня потребления достигнет предела, и неизбежно встанет вопрос об изменении сложившихся за последние годы потребительских стандартов. Людям придется затягивать пояса. Осознание этого может оказаться весьма болезненным и резким, поскольку
сегодняшняя пропаганда властей, рассказывающая, что «беспокоиться не о чем», прямо-таки заставляет россиян расходовать на текущее потребление последние деньги.
Новый виток неоправданного оптимизма связан с разговорами о «преодолении кризиса», начавшимися в апреле из-за замедления роста безработицы и инфляции, наметившегося укрепления рубля и роста фондовых индексов. Хотя эти тенденции — не более чем признаки окончания первой, наиболее острой фазы кризиса, а замедление инфляции и рост курса рубля связаны с чрезмерно жесткой денежной политикой ЦБ последних месяцев (другим следствием которой стала фактическая недоступность кредита), вирус оптимизма снова поразил умы.
Однако когда-то потребительские аппетиты придется приводить в соответствие с новыми реалиями. Скорее рано, чем поздно. Иначе не будет, потому что рынок розничного кредитования в обозримой перспективе не восстановится, краткосрочное возобновление притока спекулятивного капитала в Россию может смениться его оттоком, не менее болезненным, чем в прошлом году, а оснований рассчитывать на восстановление мировых сырьевых цен пока нет.
Ожидания возобновления роста на «легких деньгах» напрасны — если российской экономике суждено вернуться на траекторию роста, то теперь этого придется в значительно большей степени добиваться повышением производительности труда, эффективности экономики.
Что делать? Во-первых, рассказывать людям больше правды о кризисе с целью предотвратить поспешное проедание сбережений, чреватое новыми шоками для экономики. Во-вторых, сделать стимулирование внутреннего спроса основой антикризисных мер: пока эти меры в основном концентрировались вокруг поддержки крупных компаний и банков, что не принесло особенно позитивного результата. Стимулирование внутреннего спроса — не панацея и не долгосрочный рецепт развития, однако это может оживить деловую активность в условиях сжатия спроса на товары и услуги и позволить менее болезненно пройти через острую фазу кризиса. Напротив, если этого не делать, выход из кризиса может затянуться. Например, в Китае меры по стимулированию спроса (в виде повышения зарплат, снижения кредитных ставок для малоимущих граждан, субсидирования покупки бытовой техники) заняли центральное место в антикризисной программе властей и уже приносят результат в виде роста потребления, которое может поддержать экономику в период падения спроса на китайский экспорт. И, в-третьих,
нужно возвращаться к структурным реформам, направленным на очищение российской экономики от неэффективной ее части, резкое повышение ее конкурентоспособности и производительности труда.
Если мы не сделаем этого, никакого особенного «отскока» после достижения дна кризиса мы можем и не получить — есть шансы так и остаться на дне.
