Полвека назад, 24 июля 1959 года, в Москве произошел публичный спор председателя Совета министров СССР Никиты Хрущева и вице-президента США Ричарда Никсона, получивший название «кухонные дебаты». В день открытия первой Американской национальной выставки, которая вызвала в Советском Союзе большой интерес,
Никсон водил Хрущева по экспозиции, посвященной быту американцев. Оживленная перепалка, вспыхнувшая в павильоне «Кухня», вошла в историю как выдающийся образец открытой политической полемики.
В СССР дискуссия не была опубликована, а сам этот эпизод никогда не находился в центре внимания, хотя по экспрессивности высказываний дебаты могут соперничать со знаменитым ботинком советского лидера на трибуне ООН. Начав с предупреждения, что стране, которая склонна к войне, «мы слегка надерем уши», Хрущев обещает: «Когда мы вас догоним и будем перегонять, мы помашем вам ручкой!». Никсон обращает внимание на технологические достижения – цветное телевидение, стиральная машина-автомат и прочая встроенная техника, способы быстрого строительства дешевого жилья, система наблюдения, электрический полотер. Хрущев не признает американского первенства: «А у вас нет машины, которая клала бы еду в рот и проталкивала ее дальше? Вы показываете нам много интересных вещей, но они не необходимы для жизни. Это всего лишь штучки. У нас такая поговорка есть: если у вас клопы, вы должны поймать одного и залить ему в ухо кипяток». «А у нас другая поговорка, — отвечает Никсон. – Чтобы убить муху, надо заставить ее выпить виски. Но у нас есть лучшее применение для виски». «Мне нравится эта интеллектуальная битва с председателем, — добавляет вице-президент. — Он знает свое дело».
Вся дальнейшая дискуссия – обмен хлесткими репликами на тему, кто сильнее. В жесткой, но не переходящей в свару манере собеседники успевают затронуть и право выбора, и преимущества плановой или рыночной системы, и необходимость военной сдержанности, и спор о диктате. Хрущев требует откровенности: «Давайте не будем ходить вокруг да около!». «Мне нравится, как он разговаривает», — отвечает Никсон.
Некоторые эпизоды «кухонных дебатов» воспринимаются сейчас по-иному. Вице-президент, например, говорит о том, что американцам не нужны вещи, рассчитанные больше чем на 20 лет, потому что граждане США хотят чаще обновлять дома, мебель, кухни. Хрущев возмущен: «Ваша теория не выдерживает критики!». В контексте нынешнего осуждения общества потребления, которое заставляет людей покупать больше и чаще, чем им нужно, запал советского премьера не кажется абсурдным.
Завершается диалог обменом по поводу стратегических переговоров в Женеве и примирительным финалом: «Обе стороны должны искать согласия».
Впечатление производит содержательность, несмотря на несколько фарсовую обстановку, и страстность дебатов.
Никита Хрущев был, очевидно, последним из советских руководителей, кто искренне верил в соревнование двух социально-экономических систем. Отсюда его стремление ни в чем не уступать «адвокату капитализма», как он называет Никсона.
Если для Сталина конкуренция с Западом явно носила геополитический характер, что предусматривало не только борьбу, но и сделки, то Хрущев возвращается к идеологической основе.
Не случайно, признавая некоторые технологические достижения Америки, он обращает внимание на ее возраст (Никсон говорит – 150 лет) и противопоставляет ему молодость Советского Союза – всего 42 года: еще лет семь – и мы вас обгоним. Получается, что предшествовавшие века российской истории Никита Сергеевич просто игнорирует, он считает СССР новой страной. Совсем не похоже на Сталина, который ощущал себя продолжателем уходящих вглубь веков великодержавных традиций.
Если посмотреть на отношения Москвы и Вашингтона в годы правления Хрущева, картина рисуется мрачная. Подавление восстания в Венгрии, беспощадная война разведок, жесткое противостояние вокруг Западного Берлина, строительство Берлинской стены и окончательный раздел Германии, наконец острое соперничество за третий мир и особенно Кубу, в конце концов поставившее мир на грань ядерной войны. И все же этот период не только вызывает не ослабевающий интерес ученых, писателей и кинорежиссеров, но смотрится в ретроспективе скорее как позитивный.
Конечно, главным его эпизодом было благополучное разрешение кубинского ракетного кризиса, показавшее, что, несмотря на задор противостояния, Кремль и Белый дом осознают грань, которую нельзя переступать. Но дело не только в этом.
Майкл Линд, исследовавший историю внешней политики США, замечает, что стратегия Соединенных Штатов заключается в защите американского образа жизни во всех его проявлениях – от государственного устройства до бытовых условий существования.
При всей геополитической мощи, обретенной во второй половине XX столетия, Америка оставалась страной, тяга которой к доминированию базируется не на имперской логике, а на вере в собственную исключительность, на убежденности в правоте своей социально-политической модели.
Американцы не могли разделить убеждений Хрущева, но сам факт их наличия производил впечатление. Даже такому прожженному прагматику-консерватору, как Ричард Никсон, искренность Никиты Хрущева импонировала. Из всех советских вождей он был, наверное, самым американским по духу, потому что тоже страстно отстаивал прежде всего правоту образа жизни – советского. Через два месяца после «кухонных дебатов» премьер нанес длительный визит в США, во время которого он снова доказывал преимущества социализма, но и искал, чему можно научиться у оппонентов.
После отставки Хрущева, страсть которого к лидерству и переменам значительно превосходила умение их осуществлять, сошла на нет оттепель, призванная вернуть советской системе моральную привлекательность. Вскоре закончились и попытки экономического обновления. Последние 20 лет советской истории – период постепенной хозяйственной деградации и утраты идейной базы. Соревнование с США превратилось в геополитическую инерцию, лишенную настоящего драйва. И когда в Америке появился лидер, сделавший ставку на идеологическое превосходство – Рональд Рейган – Советскому Союзу оказалось нечем ответить ни в идейном, ни в экономическом смысле.
В XXI веке из международной политики уходит идеология, свойственная прошлому столетию.
Америка остается страной идеологии, но ей некому себя противопоставить. СССР повержен, Россия погружена в меркантилизм, Китай коммунистический только по форме, а политический ислам не тянет на роль второго идейного полюса.
Соединенным Штатам не с кем соперничать, а защита американского образа жизни от разнокалиберных хаотичных угроз не способствует выработке стройной линии поведения. Попытка превращения в глобальную империю, предпринятая в начале правления Джорджа Буша-младшего (идеологи неоконсерватизма приложили немало сил для реабилитации самого этого понятия, изначально чуждого американцам), привела к провалу по всем направлениям.
К 50-летию «кухонных дебатов» в Америке приурочены конференции, статьи, теле- и радиопрограммы. Юбилей вызывает чувство, близкое к ностальгии. Многое тогда казалось понятным, и обе стороны верили в собственную правоту.