Такого ажиотажа, как накануне визита Барака Обамы, в российско-американских отношениях трудно припомнить. Между Россией и Соединенными Штатами давно не было хороших новостей, и есть запрос на позитив. Но готовы ли стороны к реальному взаимодействию или все ограничится имиджевым эффектом от первого саммита?
В неформальных беседах многие американские представители соглашаются, что Вашингтон несет немалую долю ответственности за тупик в отношениях с Россией. Идеологический и эмоциональный подход, свойственный предыдущей команде, сменился трезвой оценкой ряда разногласий.
США понимают необходимость оздоровить атмосферу. Более того, администрация Обамы, которая остро нуждается в успехах на международной арене, рассчитывает именно на российское направление.
Со стороны Москвы тоже есть желание выйти из тупика, но своей вины за него Россия не ощущает. Распространенное мнение – американцы наломали кучу дров, так что теперь мяч надолго на их стороне. Москва не считает, что должна что-то менять, но готова гораздо более конструктивно реагировать на сигналы и предложения США. Российские представители признают, что климат переговоров изменился к лучшему, два раздраженных монолога сменились трудным диалогом.
Россия заинтересована и в успехе саммита, и в заключении к концу года нового договора о стратегических вооружениях. Москва вообще давно к этому призывала, не встречая никакого интереса администрации Буша.
Провал будет символом – русские и американцы вообще разучились договариваться. Сейчас политическая воля присутствует на высшем уровне с обеих сторон.
Правда, чем детальнее обсуждаются вопросы стратегической стабильности, тем больше технических, политических и психологических трудностей. Их корень – по сравнению с советскими временами стороны слишком неравновесны по своим потенциалам (не ядерным, а совокупным) и стратегическим установкам.
Есть один глобальный вопрос (договор о СНВ) и один региональный (ситуация в Афганистане), по которым позиции Москвы и Вашингтона совместимы. В остальном системы представлений и картины мира разительно отличаются. Поэтому на первом этапе успех возможен, но дальше, скорее всего, наступит пауза, и стороны не будут знать, чем ее заполнить.
По глобальным проблемам – терроризм, распространение ядерного оружия, изменение климата, экономические дисбалансы – цели и задачи совпадают на уровне деклараций. Практического сотрудничества, по сути, не ведется, а попытки наладить его выявляют множество взаимных непониманий разного масштаба. Например, стремление России участвовать в перестройке мировой финансовой системы, от которой, как показал кризис, страна очень сильно зависит, Америка просто не замечает – российский экономический вес слишком мал.
Список региональных приоритетов различен. Для США это помимо Афганистана Иран, Ирак, Ближний Восток, Северная Корея. Россия не отрицает важности американского перечня, но в ответ составляет свой: все, связанное с ближайшей периферией, – Украина, Молдавия, Кавказ, Центральная Азия.
По сравнению с Бушем администрация Обамы уменьшила активность на постсоветском пространстве, что не может не радовать Россию. Однако это не пересмотр курса, а реальная оценка текущих возможностей.
С желанием Москвы иметь особые права на прилежащих территориях никакая американская администрация не согласится. Россия же от претензий на это не откажется. Обе позиции обусловлены фундаментальными представлениями сторон о собственных интересах.
И в Москве, и в Вашингтоне отсутствует понимание того, что вся региональная палитра должна рассматриваться в едином контексте, тогда в каждом конкретном случае появляется больше пространства для маневра. И дело даже не в увязке и разменах. Это намного правильнее с точки зрения методики. Ведь если обобщить существующие конкретные вызовы, то получается один структурный – обеспечение стабильности в Евразии, где с исчезновением СССР и прекращением идеологической конфронтации исчез системообразующий стержень.
Препятствием к взаимопониманию служит разная степень историзма мышления. Американский подход в целом исходит из того, что неудачную страницу можно перевернуть и начать заново. Отсюда и само понятие «перезагрузки».
Вашингтон раздражает зацикленность Москвы на прошлом – близком и более отдаленном, которое все время вторгается в текущий диалог. Но Россия, как и Европа вообще, видит политический процесс непрерывным и преемственным.
Россияне апеллируют к обидам и разочарованиям 20 лет и не верят, что в американской политике может измениться не только форма, но и содержание. Чтобы доказать Москве обратное, нужны весомые аргументы. Для американцев же очевидно, что Обама – совсем другой, чем Буш и даже Клинтон, это аксиома. А российское недоверие воспринимается как упрямство, если не желание набить цену.
Свою роль играет и различие политических систем. В России главные решения принимаются кулуарно и непрозрачно, но если они согласованы, то механизм выполнения отлажен. В Соединенных Штатах глава государства действует в открытой среде, зависит от многих факторов и групп влияния, поэтому воплощение в жизнь принятых решений требует серьезных усилий. Однако политический капитал любой администрации ограничен, она всегда будет выбирать, какую его часть целесообразно потратить на Россию.
Накануне саммита среди специалистов по российско-американским отношениям в очередной раз развернулась дискуссия, на какой основе их строить – ценностей или интересов. По обе стороны океана спор обусловлен сугубо внутриполитическими соображениями и с точки зрения внешней политики смысла не имеет.
Майкл Линд в книге «Американский стратегический путь», которая вышла три года назад, доказывает, что «исключительная цель американской внешней политики – создать условия, благоприятные для американского индивидуалистического образа жизни». Для этого США применяют на международной арене подход, который полагают более эффективным в данный момент, – прагматический (реализм) или идеологический (либеральный интернационализм). Их синтез и составляет суть «американского стратегического пути». Интересы и ценности – разные инструменты для достижения одной цели, а цель эта, в конечном счете, сугубо эгоистическая.
Главной проблемой является то, что Россия и США не видят по-настоящему перспективной, ориентированной на будущее повестки дня. Непонятно, какие из взаимных интересов окажутся наиболее важными в глобальном многополярном мире XXI века.
Иного способа возобновить коммуникацию, чем дорешать вопросы, унаследованные от прошлого столетия, наверное, нет. Но куда важнее выйти за рамки навязшего в зубах набора тем и попытаться понять, что ждет Москву и Вашингтон впереди за очередным поворотом истории.