Целебный эффект катастроф

Мировой финансовый кризис обещает сильно повлиять на международную политику. Что изменилось по сравнению с весной – началом лета нынешнего года?

России, а также ряду других стран, ощутивших приток сил и уверенности в себе за годы сырьевого бума, финансовая нестабильность, стремительно распространившаяся по всему миру, показала степень всеобщей взаимной зависимости, а также обозначила пределы возможностей – экономических, а как следствие, и геополитических. Например, серьезных

средств, накопленных за годы поступательного роста экономики, возможно, хватит на смягчение последствий национального кризиса. Но их едва ли достаточно для реализации геополитических начинаний, о которых стали задумываться в последние годы в разных столицах от Москвы до Каракаса.

Вообще, при изменившейся конъюнктуре значимость главного российского актива – сырьевых товаров – снижается. Конечно, в более длительной перспективе спрос на углеводороды и металлы никуда не денется и даже неизбежно будет расти. Но на обозримое будущее ажиотаж вокруг ресурсов спадет, что изменит и общую атмосферу.

Этот эффект кризиса можно считать позитивным – вместе с мировым финансовым пузырем сдувается и пузырь завышенных амбиций и ожиданий. Реальность спада заставит четко расставлять приоритеты, ранжировать намерения, отказываться от второстепенного в пользу более важного.

Это касается всех, включая и новую американскую администрацию.

С учетом гигантского бюджетного дефицита, который следующий президент унаследует от своего предшественника, а также общего состояния финансовой системы США, будущему хозяину Белого дома предстоит заняться секвестром внешнеполитических целей.

Тем более что на сегодняшний день – и это тоже наследие Джорджа Буша – все приоритеты Вашингтон считает первоочередными, ими ни в коем случае нельзя пожертвовать и по ним нельзя пойти на уступки кому бы то ни было.

Положительной стороной финансового кризиса стало оживление международной дискуссии о необходимости обновления институтов глобального управления. Стоит заметить, что Россия говорила об упадке существующих структур уже давно, однако прислушиваться к точке зрения Москвы не хотели. Например, когда полтора года назад Россия настоятельно призывала к реформе МВФ и выдвигала альтернативного кандидата на должность директора Фонда, на Западе считали, что Москва делает это «из вредности». Сегодня совершенно очевидно, что ни МВФ, ни его нынешний директор не способны выполнять функции, ради которых они существуют.

Другой российской идеей является широкий международный диалог о евро-атлантической безопасности, который по ряду причин – как объективных, так и субъективных – не встречает живого отклика на Западе. Между тем сама постановка вопроса совершенно правомерна. Все институты, которые призваны этим заниматься, уходят корнями в эпоху холодной войны, то есть были созданы для совершенно иной реальности. После ее окончания вместо создания новых институтов, на которые мог бы опираться «новый мировой порядок», пошли другим путем – распространения влияния институтов, которые «победили» в холодной войне, то есть западных. Результаты мы видим сейчас – они не справляются с регулированием в другой реальности, будь то принятие глобальных политических решений, сфера безопасности или экономика.

Финансовый кризис в идеале способен стать стимулом для мировых держав, включая Россию, к осознанию коллективных интересов, необходимости многосторонних действий и отказу от эгоизма, свойственного сегодня всем без исключения мировым субъектам.

Правда, для этого осознание грядущей катастрофы должно быть по-настоящему глубоким, чего пока нет. И ожидать прорывов от мирового антикризисного саммита, запланированного на ноябрь в Вашингтоне, не стоит. Тем более что проводить его будет администрация, ухода которой с нетерпением ждет подавляющее большинство населения планеты.

Концепция «антиамериканской многополярности», которую Россия фактически развивала в последние пару лет и продолжает придерживаться до сих пор, может утратить актуальность. Дело не в том, что мир вдруг признает доминирование Соединенных Штатов и полюбит их.

Но, во-первых, поведение США будет корректироваться в сторону несколько большей деликатности и готовности хотя бы формально прислушиваться к партнерам. На фоне нравов администрации Буша даже небольшая перемена произведет впечатление.

Во-вторых, кризис показал не только слабость американского лидерства, но и то, насколько остальной мир, включая страны с быстро растущими амбициями, зависит от положения дел в единственной сверхдержаве.

Экономическая взаимозависимость диктует политическую линию. И поэтому, как бы, например, Китай ни относился к США, Пекин жизненно заинтересован в том, чтобы Америка наиболее безболезненно миновала нынешний кризис.

Без американского рынка сбыта КНР едва ли может рассчитывать на продолжение той траектории развития, на которой он находился последнее десятилетие.

В середине этого года влиятельный журнал Foreign Affairs уже публиковал любопытную статью экономиста Фреда Бергстена, который предлагал идею совместного американо-китайского «кондоминиума» по управлению мировой экономикой. Он исходил из того, что заставить Китай взять на себя ответственность за глобальную стабильность в рамках системы, которой руководят Соединенные Штаты, не удастся. А поскольку обойтись без него все равно невозможно, нужно разделить с ним права и обязанности. Торгово-экономическая связка Вашингтон – Пекин в ходе преодоления кризиса может даже укрепиться, что потенциально создает задел на будущее и повышает шансы на реализацию сценария, описанного Бергстеном.

Крен Америки в азиатскую сторону вероятен по многим причинам, в том числе и по военно-стратегическим. Тот же Бергстен признавал в своей статье, что в будущем Соединенные Штаты не смогут уделять Европе столько же внимания, сколько в предшествующий период, – экономическая и демографическая реальность снижает значение Старого Света. Такая перспектива ставит серьезные вопросы перед Россией и Европейским союзом, которые находятся между собой в отношениях, напоминающих те, что установились между США и Китаем: неразрывная связь при отсутствии симпатий.

Европа, с одной стороны, вроде бы стремится к независимости от Нового Света, с другой – этой самостоятельности боится. И совсем не готова рассматривать по-настоящему серьезные и долгосрочные интеграционные проекты с Россией. Впрочем, сама

Россия тоже пока видит свое будущее в качестве самостоятельного полюса многополярного мира, хотя объективных оснований для этого не слишком много.

Кризис открыл перед Москвой еще одно окно возможностей. Мировой спад серьезно скажется на постсоветских странах, даже тех из них, кто до кризиса чувствовал себя нормально. Россия как крупнейшая экономика региона способна взять на себя стабилизацию ситуации в соседних странах и тем самым привлечь их к себе. Но для этого Москве надо быть крайне эффективной в решении собственных экономических проблем, действуя экономно, но безошибочно. Пока нет ощущения, что это произойдет.