Цивилизация
Завтра спецпредставитель Генерального секретаря ООН Мартти Ахтисаари огласит предложения по будущему статусу Косова. С 1999 года автономный край находится под международным управлением, и бывший президент Финляндии должен изложить, как территория, формально остающаяся частью Сербии, превратится в независимое государство.
Давно уже два базовых принципа, закрепленных и в уставе ООН, и в заключительном акте совещания по безопасности и сотрудничеству в Европе, — незыблемость территориальной целостности государств и право наций на самоопределение — не вступали в столь явное противоречие. Тем более что легитимирующим фактором при перекройке государственных границ послужила крупномасштабная военная операция, осуществленная под лозунгом защиты гуманитарных ценностей. Совокупность обстоятельств делает последствия принятого решения достаточно непредсказуемыми.
В том, что конечным результатом будет независимость, никто не сомневается.
Великие державы просто не знают, что дальше делать со взрывоопасной зоной, имеющей странный статус. Лидеры албанцев ясно дают понять: если чаяния большинства населения (то есть независимость) не будут удовлетворены, то обеспечить стабильность едва ли удастся.
Согласно утечкам, которые предшествуют представлению плана Ахтисаари, Приштине пообещают что-то вроде «независимости под надзором». Иными словами, право на суверенное государство будет подтверждено, а окончательную его реализацию обусловят выполнением ряда требований, прежде всего в области обеспечения прав сербского меньшинства. Надзор, скорее всего, предстоит осуществлять Европейскому союзу при силовой поддержке подразделений НАТО.
Ничего принципиально нового данные предложения не содержат. В свое время, когда Совет безопасности ООН санкционировал установление протектората над краем, с выполнением схожих условий увязывалось и начало переговоров о его статусе. Уже тогда, кстати, мало кто сомневался, что Приштина никогда не вернется под юрисдикцию Белграда. Формула «сначала стандарты, потом статус» предусматривала, что судьбу территории станут обсуждать не ранее чем когда там достигнут европейских стандартов демократии и соблюдения прав меньшинств.
Спустя шесть лет оказалось, что стандартов можно достигать в процессе и после определения статуса.
В обзоре положения в Косове, который был подготовлен в конце 2005 года спецпосланником Генсека ООН Каем Эйде, констатировалось отсутствие реального прогресса в направлении европейских критериев. Но вывод гласил: пора начать определение статуса автономного края.
Сейчас, скорее всего, будет избран аналогичный подход. То есть полную независимость отсрочат до соблюдения стандартов. А через какое-то время сильные мира сего сочтут, что пора уже возложить на самих албанцев окончательную ответственность за свою судьбу, не вечно же тащить на себе бремя внешнего управления…
Есть, правда, существенное отличие от 1999 года. Тогда Россия, бурно протестовавшая против югославской кампании НАТО, пошла на сотрудничество с Западом и содействовала сначала прекращению боевых действий, а потом выработке и принятию резолюции СБ ООН. Сегодня Москва не скрывает, что, во-первых, не понимает, куда спешить с определением статуса, и, во-вторых, не примет решения, на которое не согласятся сербы. А поскольку для Белграда неприемлема даже мысль о независимости Косова, России остается только наложить вето в Совбезе. После чего ситуация зайдет в тупик с непонятными последствиями.
Вопрос, который в неформальных беседах задают западные дипломаты, звучит так: чего Россия хочет за отказ от вето в СБ ООН?
Постановка вопроса правомерна. За годы торжества прагматизма во внешней политике Москва приучила западных партнеров, что соображения выгоды для нас доминируют над принципиальными или идейными установками.
Считать, что Россия станет защищать сербов, руководствуясь исключительно славянской солидарностью, оснований нет. Так же не стоит рассчитывать, что Москва захочет содействовать урегулированию проблемы просто ради поддержания хороших отношений с Западом. В России не без оснований считают, что западные партнеры сами эту проблему создали, а за помощь, которую Москва оказала в 1999 году, никто толком и не поблагодарил.
Может ли Россия действительно использовать косовский прецедент для разрешения постсоветских замороженных конфликтов? Строго говоря, никакого прецедента случай Косова не создает. Во-первых, ситуации в каждой из конфликтных зон весьма различаются как по предыстории, так и по нынешнему положению. Во-вторых, прецедент — понятие в общем правовое, в подобных же случаях решает в конечном итоге не право, а реальное соотношение интересов великих держав и их протеже. То есть столь популярный у нас двойной стандарт.
Скорее всего, прецедентом косовский статус станет исключительно для жителей других непризнанных государств. Этого не стоит недооценивать. Независимость Косова, что бы ни декларировали участники контактной группы, окажет серьезное психологическое воздействие на атмосферу в Сухуми, Цхинвали, Тирасполе и Степанакерте, где будут глубоко убеждены: если можно им, то можно и нам. Это явно не облегчит поиск путей урегулирования. (Данная оговорка относится и к ряду очагов сепаратизма в Западной Европе.)
Может ли Россия просто признать все эти республики, не обращая внимания на реакцию внешних партнеров? Теоретически да, на практике это крайне маловероятно.
В основе современной российской политики лежит принцип рентабельности, чаще всего понимаемый в буквальном смысле.
Выгоды от признания (как минимум в Абхазии и Приднестровье есть привлекательные активы, впрочем, и сегодня в значительной степени подконтрольные российскому капиталу) перевешиваются политическими издержками. Односторонний отказ признавать территориальную целостность соседей вызовет серьезный кризис в отношениях с Западом. Сомнительно, чтобы даже самые воинственные ястребы в Кремле захотели такого рода проблемы в разгар избирательного сезона и во время выстраивания нового баланса власти и интересов после выборов.
Вообще говоря, во всех замороженных конфликтах (включая и косовский) России выгоднее всего сохранение статус-кво. Но это невозможно, поскольку большинство конфликтов в силу тех или иных причин уже разморожены. В этой ситуации Россия, очевидно, будет ждать, что ей предложат западные державы за конструктивную позицию. Своеобразной моделью может служить голосование в Совбезе ООН в конце прошлого года. Тогда Москва «разменяла» свою поддержку резолюции, осуждающей ядерные амбиции Северной Кореи, на американское одобрение документа, содержавшего критику грузинских действий в отношении Абхазии. При этом спешить России некуда, ведь с обманутыми ожиданиями албанцев придется иметь дело натовским и ооновским управляющим.
Опыт последних лет свидетельствует, что великие державы в конце концов на чем-то сторгуются и серьезного кризиса между ними удастся избежать.
Только очень сомнительно, что Балканы от этого станут стабильнее.
