Я не народ

Перед речью президента Медведева в Думе ходили слухи о том, что сейчас будет объявлена большая политическая рокировка а-ля Ельцин. Медведев уйдет, и. о. президента станет Путин, вертикаль власти восстановится сама собой, а информационный эффект от рокировки затмит эффект от митинга 24 декабря.

Не исключено, кстати, что это еще случится 31-го. Во всяком случае, назначение главой администрации президента Сергея Иванова, личного друга Путина, как раз может свидетельствовать о том, что рокировка очень близко. В противном случае ничто не мешало Суркову сидеть на этом посту в качестве и. о. хоть три месяца.

Плюс для власти заключается в том, что такая рокировка влекла бы за собой и смену кабинета министров, которая, очевидно, необходима: ведь дать этому кабинету доработать до выборов – это притащить на выборы весь негатив, который есть. А убрать его просто так, без повода, значит пойти на уступки общественному мнению — поступок, крайне нехарактерный для Путина, который внимание власти к общественному мнению воспринимает как проявление слабины.

Вот о слабости власти, собственно, и речь. Уж если вы считаете, что уступать общественному мнению значит проявлять слабость, то, когда вы уступаете, вы таки проявляете слабость, и общество это чует, как акула чует в воде кровь подраненной рыбы. И, конечно, с этой точки зрения и полиция, которая еще недавно хватала всех и каждого, а 10-го охраняла митинг, и некоторая либерализация в части выборов губернаторов – ну, все это выглядит как Людовик XVI, который не шел и не шел на уступки, но потом созвал-таки Генеральные штаты, чтобы выпустить пар.

Признаться, две вещи меня смущают в эти дни. Настроение «наконец-то-народ-понял-что-мы-правы», свойственное многим лидерам оппозиции, и настроение «наконец-то-народ-вышел-на-улицу», свойственное многим из вышедших на улицу.

Во-первых, те, кто вышли на Болотную и выйдут на Сахарова, не имеют никакого отношения к тому сообществу одержимых маргиналов, немногочисленные представители которых и составляли камерную аудиторию большинства митингов 31-го числа. Это, по удачному определению Божены Рынски, «разгневанные куркули», а по-академически – типичное третье сословие, буржуазия, которая теперь прозывается менеджерами.

Это люди, которые хорошо едят, хорошо одеваются, хорошо отдыхают и хотят, чтобы качество российской политической кухни соответствовало качеству кухни в ресторанах Новикова. У них с властью эстетический диссонанс: они не могут в «Марио» есть устрицы, а по телевизору хлебать прокисшую в прошлом веке перловку.

Этим людям не нужен вождь, чтобы решить, идти ли им в «Весну» или в соседнее «Казино», и им точно так же не нужен вождь, чтобы решить, нужно или нет им идти на Сахарова. Поэтому свары между вождями оппозиции никак не могут ослабить этих людей. К слову говоря, чем больше тот или иной лидер оппозиции маргинал, тем меньше он это понимает. Немцов, например, понимает, а Лимонов искренне считает, что «соглашатели» украли у него победу, и что если бы не «предатель» Немцов, то посетители «Марио» взяли бы для революционера Лимонова Госдуму.

Но еще больше меня пугает то, что многие из вышедших на площадь сами себя принимают за народ. Я понимаю, что это приятно — впервые в жизни не чувствовать себя вопиющими в пустыне. Впервые в жизни сказать: «Нас не двести человек и не две тысячи. Нас сто тысяч». Впервые предъявить власти, что ее «Единая-Россия-все-равно-получает-большинство» — это вранье. Нет, не получает. Без фальсификаций не получает.

Но все-таки, увы, эти сто, пусть двести, пусть триста тысяч – это всего лишь буржуазия. Это замечательно, что в России, где такая утечка мозгов, где власть открыто исповедует контрбуржуазую экономическую модель и пытается создать третье сословие из майоров-взяточников, а не из самостоятельных экономических субъектов, – что в России нашлось столько буржуазии. Юристов, менеджеров, айтишников — хозяев собственных компаний.

Но все-таки проблема заключается в том, что во всем мире (а уж тем более в петрократиях!) на одного буржуа приходится два чиновника и сотня люмпенов. И голос буржуа конституционно приравнен к голосу люмпена. А люмпен – он существует в двух агрегатных состояниях. Либо он обожает текущего альфа-самца (кстати, Путин, как ни крути, до сих пор имеет как минимум 35%), либо он кричит «все поделить» и обожает альфа-самца грядущего.

Это я не к тому, чтобы остудить революционный энтузиазм. Это я к тому, что за последнюю пару веков все диктаторы и все революции на свете приобрели отвратительную привычку представляться именем народа. Так вот, те, что вышли на площадь 10 декабря и собираются 24-го, – это, слава богу, не народ. Еще не народ.

Но, судя по тому, с какой скоростью власть соглашается на перемены, Генеральные штаты уже созваны. Мирабо и Лафайет уже получили свои мандаты. Такие перемены в жизни общества обычно неостановимы, и, не дай бог, в ходе таких перемен на площадь выйдет народ.
А он выйдет — и выберет себе нового альфа-самца, если элита режима сама не произведет значительных перемен.