Замглавы администрации президента Владислав Сурков посетил спектакль по роману «Околоноля». Среди тех деятелей культуры, которые кормятся от щедрот Суркова, роман вызвал рукоплескания не меньшие, чем те, коими римские сенаторы награждали певческие упражнения Нерона.
Как-то Юнг заметил: «Литература представляет из себя огромный интерес для психоаналитика — я, разумеется, говорю о плохой литературе».
Диктаторы склонны к сочинительству, и чем больший человек графоман, тем худший он тиран. Такое впечатление, что это как-то связано, и графомания диктаторов, а также их обслуги представляет из себя благодатное поле для последователей Фрейда и Юнга.
Позволю себе два примера. В начале 40-х годов генерал Франко написал сценарий для фильма «Мы». «Мы» — это история семьи некоего беззаветного патриота Хосе, воюющего, разумеется, против масонов и демократов. Отец Хосе — бравый морской офицер, преданный муж и любящий отец. Зовут персонажа Педро Чурукка (так звали одного из самых знаменитых испанских адмиралов). Мать нежная и ласковая, само воплощение Девы Марии. Педро Чурукка погибает смертью героя в битве с американцами: он стоит на капитанском мостике в парадной форме, восклицая «Испания, Испания!», а падая на палубу, целует медальон, который ему перед отплытием дала жена. Брат Хосе предает Испанию, становится масоном и республиканцем и погибает, успев признать, что националисты «создадут достойную Испанию, а мы (республикацы. — Ю. Л.) создаем Испанию преступников и убийц». Сам Хосе тоже убит проклятыми республиканцами, но, воскреснув от поцелуя своей непорочной возлюбленной, возглавляет войско и ведет его к победе.
Комментарии, как говорится, излишни. Художественные высоты так и прут. Фрейд анфас и в профиль, особенно в сцене смерти отца, учитывая, что реальная мать Франко была черства и холодна, отец презирал детей, был бабник и вольнодумец и в конце концов свалил от жены к любовнице (а вовсе не умер на капитанском мостике в борьбе с врагами Отечества).
Председатель Мао тоже любил писать стихи. Одно из его стихотворений посвящено его второй жене Кайхуэй, казненной гоминьдановцами в 1930 году, когда Мао осаждал Чанша.
«Смерть Кайхуэй не окупят и сотни моих смертей», — писал Мао.
На самом деле Мао не только не пытался спасти женщину, родившую ему трех сыновей, но, ровно наоборот, увидел в осаде удобный предлог от нее избавиться. Дом Кайхуэй находился на полдороге к городу, в месте, рядом с которым Мао пробыл три недели. За эти три недели Мао не только не вывез семью, но даже не предупредил ее о надобности уехать, благо к этому времени у него уже был другой роман (и не один).
Письма Кайхуэй, обнаруженные лишь в 1982-м, показывают, как страшно она страдала от измен и ухода Мао. «Я слаба, я боюсь быть убитой и боюсь убийств как таковых. Я не соответствую требованиям времени. Я не могу смотреть на отрубленную голову, грудь мою теснит печаль», — писала женщина, которая отказалась отречься от бросившего и предавшего е мужа.
Кайхуэй расстреляли за городом хмурым ноябрьским утром. Расстрельная команда сняла с трупа башмаки и забросила их подальше — иначе, согласно поверьям, их стал бы преследовать дух убитой, а тоненький синий халатик, в который была одета приговоренная, палачи забрали себе. Солдаты уже сели обедать в казарме, когда им сообщили, что женщина осталась жива. Семерым пришлось вернуться и добить ее.
Два этих литературных произведения очень характерны для тиранов, выдающих желаемое за действительное. Мао не только не шевельнул пальцем, чтобы спасти мать троих своих сыновей, — он намеренно подстроил эту смерть, что не помешало ему представить ее в стихах как великую жертву, принесенную им революции. Реальный отец Франко сбежал из семьи к другой женщине, что не помешало возвышенному в чувствах диктатору изобразить его геройским офицером, умирающим со словами любви к жене на устах.
Но вот «Околоноля» — это совсем другая идеология и совсем другая эпоха.
Кто лирический герой этой книги? Пиарщик, обслуживающий власть имущих. Он не допущен до самого пирога, но считает себя выше клиентов, потому что они дебилы, а он умный, и они всерьез хавают то, что он скармливает им, дабы зашибить бабки. Это лакей, который плюет барину во щи и крадет деньги, отпущенные барином на чистку штиблет. Это Мальчиш-Плохиш, который изображает перед барином Павку Корчагина и барина же презирает за то, что тот хавает.
Представьте себе сценарий фильма «Мы» или стихи Мао, написанные автором «Околоноля». Это был бы сценарий о том, как ловкий негодяй Хосе наежил всех, кто и в самом деле такой идиот, что верит в патриотизм, или стихи о том, как ловко автор «Околоноля» организовал осаду, чтобы слить под пули надоевшую телку, и что власть надо любить именно за это — за то, какие фантастические возможности она предоставляет закомплексованным графоманам.
Вот этим, собственно, суркизм (или нашизм — как вам будет угодно) и отличается от тоталитаризма.