Российская политическая площадка напоминает известный с детства сразу нескольким поколениям советских людей комикс карикатуриста-коммуниста Херлуфа Бидструпа под названием «Вожак рабочих». Профсоюзный активист ведет трудящихся к офису работодателя, чего-то пылко требуя. Работодатель – типичный капиталист, то есть лысоватый полный мужчина в темном костюме — принимает у себя вожака рабочих, наливает ему коньяка, угощает обедом и сигарами, после чего активист, постепенно размякая и пунцовея, превращается в настоящего штрейкбрехера. Такова цена компромисса.
Где граница компромисса? До какого предела оппозиция может идти на сделку с властью ради общего блага и реализации своих целей? Эта тема стала гиперактуальной, когда Людмила Алексеева и Сергей Ковалев, персонифицированная совесть оппозиции и правозащитного движения, их живая история, выступили с заявлением о возможности уступок власти по вопросу митинга 31 июля.
Речь шла о том, чтобы благодаря смене состава заявителей получить разрешение на мероприятие на Триумфальной площади, которая стала 31 мая символом «триумфа воли» городского, милицейского и федерального начальства.
Понятно, что речь идет о том, чтобы среди заявителей на проведение митинга не было, например, Эдуарда Лимонова. Власть уже «обнажила прием», предложив Борису Немцову Триумфальную в обмен на отказ от сотрудничества с Лимоновым. Немцов предложение не принял, а сам факт попытки закулисных переговоров немедленно предал гласности. Власть предложила вместо Триумфальной Пушкинскую площадь, менее комфортную с точки зрения технической, но зато более заметную с точки зрения общественного резонанса, да к тому же еще и овеянную славой диссидентских демонстраций 1965-го и последующих лет. Предложение не встретило понимания.
Но сама проблема и сам факт готовности власти к компромиссу стал очевиден.
Начальство обеспокоено собственным имиджем извергов и хотело бы исправить ситуацию. Но определило границу компромисса – отделение «чистых» от «нечистых».
Отсюда вопрос: не согласиться ли с таким разделением ради того, чтобы митинг в поддержку ст. 31 Конституции РФ все-таки прошел? Тем более что в таком мероприятии могли бы поучаствовать заявители, которые власть не устраивают, – Алексеева и Ковалев предлагают дать им слово в первую очередь. Это, считают они, «отнюдь не позорное соглашение. Это все-таки победа. Да, не полная, но – победа… Цели движения слишком серьезны, чтобы тратить время в горячих спорах ни о чем. Что может быть труднее и важнее, чем превратить бездействующую Конституцию в действующую?»
Это тяжелейший моральный выбор. Проблема не имеет решения, потому что каждый отвечает здесь только за самого себя, а достичь общего согласия в столь разношерстном движении в принципе невозможно. Что и показали отклики на заявление «классиков» правозащитного движения.
Поразило другое: запредельно нетерпимый тон тех, кто в принципе отвергал возможность компромисса. И это притом, что, вообще говоря, с предложением, мотивированным и обдуманным, со своей системой аргументации, выступили люди, уже прожившие достойную жизнь. А упрекали их с физически зримой пеной у рта те, кто не жил, не протестовал, не отбывал срок при социализме. Разговора не получилось. Зато Алексеева и Ковалев немедленно были квалифицированы как предатели.
Собственно, такая ситуация предсказывалась ими самими в тексте заявления: «31 июля мы, ничего не предпринимая, конечно же, придем на площадь, но на этот раз с тяжелым чувством, что не удалось использовать реальную возможность предотвратить безобразный разгон, которому мы не раз были свидетелями, из-за нашего неумения договариваться не только с властями, но и между собой… Без ворожеи понятно, что сейчас «ястребы» говорят «голубям»: ну вот, видите, эти маргиналы не способны к переговорам, им не нужен никакой митинг, только скандал!»
И ведь действительно говорят. Как говорят о том, что в лице уличной оппозиции власть не видит стороны для переговоров. Кого они представляют? Только себя?
Правда, в этом отношении ситуация стремительно меняется. С каждым разом все больше людей – вне зависимости от состава заявителей – приходят на площадь. Здесь нет никакой идеологии: просто люди не готовы мириться с насилием. И
если у власти до недавних пор не было стороны для переговоров, то своей жестокостью она эту сторону успешно создает. Эти люди представляют не только самих себя, но и думающую и совестливую часть народа, лишенную системы традиционного представительства интересов в виде свободных выборов.
Власть это понимает. Поэтому и возникают варианты компромиссов, попыток договориться, отсечь особенно нелюбимых политическим руководством страны персонажей, которые являются конкурентами власти в другом – в программных требованиях: тот же Лимонов зашел на площадку царствующего дома и его челяди, которая мечтает о реализации цели, заявленной в программе партии «Другая Россия», — национализации ведущих отраслей экономики. Правда, они идут к этой цели и придут к ней без всякого Лимонова…
Бес компромисса – существо, умело соблазняющее. Иной раз он говорит о том, откуда же, мол, взяться порядочным людям во власти, если вы сами, критикующие власть, туда не идете – работайте в государственных структурах, вступайте, прости Господи, в партию «Единая Россия», улучшайте ее изнутри.
Логика в этих словах есть. Но система устроена так, что человек, попавший в нее с добрыми намерениями, либо ничего не может сделать, либо превращается в рабочего вожака из комикса Бидструпа, то есть проникается целями и задачами власти. Таких примеров – множество.
А самой Людмиле Михайловне система уже дала ответ: в лагере на «Селигере», где собрались молодые люди, похожие по засоренности мозгов и атрофии морального чувства на муссолиниевскую giovinezza, якеменковские креативщики изобразили Алексееву в фашистской «пилотке» на голове – рядом с Саакашвили и другими излюбленными персонажами прокремлевской молодежи. Какие уж тут компромиссы…
Впрочем, одной из объявленных целей заявления Алексеева и Ковалев добились: отношение к возможности диалога с властью проверено. Он – невозможен. Разумеется, до тех пор, пока власть не изменится сама. А оппозиция могла бы поработать над собой с точки зрения культуры диалога внутри себя и побережнее относиться к своим моральным авторитетам – все герои, спору нет, но зачем проклинать собственных лидеров?