«Почему Путин или мы должны охранять их школу?» Слушатель «Эха Москвы» не понимал, задавая этот вопрос Юлии Латыниной в минувшую субботу, какие вообще могут быть претензии к «его» Москве, в том числе к «его» президенту, если школа –«их», то есть осетинская, и к «ним» и надо предъявлять все претензии. О том, что «их» дети погибли в том числе от «нашей» бездарности, слушатель не вспомнил. О том, что «мы» не умеем охранять «наших», он тоже не вспомнил, он забыл о «Норд-Осте». Но дело не в этом. Дело в словах «их школа». То есть «их» дети. Дело в двух буквах – «их».
В Питере убили «их» девочку – таджикскую. Не «нашу». В России убивают «их» студентов – смуглых, не «наших». В синагоге порезали «их» верующих – иудеев, не «наших». Знаете, что объединяет все эти случаи? То, что убивали и резали как раз наши. А знаете, что произошло в Беслане? Одни наши – а чьи они, эти подонки? — захватили школу с нашими детьми, и другие наши освобождали эту школу и убивали первых наших, теряли вторых наших и не смогли спасти всех наших детей.
Я понимаю, что такая формула гораздо сложнее простого деления на «мы» и «они». Я также понимаю, что простое деление, уже происшедшее в голове вышеупомянутого слушателя, означает фактическое отделение Северного Кавказа. Потому что если этого фактического отделения не произошло, то не имеет никакого значения, захватили наши подонки больницу в Буденновске Ставропольского края, или театр в Москве, или школу в Беслане Северной Осетии. Это наша больница, наш театр и наша школа.
Но он-то сказал «их» школу… То есть «их» детей. Вот интересно, ему реально легче от того, что это не «наша» школа и не «наши» дети и, таким образом, как он считает, не «наша» зона ответственности? Мир плакал вместе с бесланскими матерями, хотя, уверена, три четверти людей на планете тогда впервые услышали о Северной Осетии, не говоря уже о Беслане. Эти заложники стали наднацинальными, надгеографическими. И сколько людей со всего мира мне звонили и говорили, что испытывают чувство стыда и вины, прильнув к экранам, потому что и сделать ничего не могут и оторваться от этого кошмара не могут, и не знают, как дальше жить со всем этим. Ну что, скажите, моей благополучной, богатой и красивой, совершенно бездетной пока американской подруге из Калифорнии до бесланских детей? Но ей и в голову не пришло сказать «ваши» дети. Это были просто дети, просто матери. Она только не понимала, «куда делся ваш президент»? Она не понимала ровно то, что совершенно понятно вышеупомянутому слушателю, который считает, что «наш» президент – отдельно, а «их» дети – отдельно.
Собственно, в известном смысле мнение радиослушателя разделяли и те, кто захватил школу – они требовали вывести «ваши» войска с «нашей» территории. А он требует снять с Путина ответственность за то, что произошло не на нашей, а на «их» территории. Но в том-то и дело, что вот уже десять лет наши с оружием в руках доказывают свое право на «их» территорию, о чем слушатель предпочел не говорить. И у этой войны есть и обратная сторона – раз это наша территория, то наши и отвечают за базар. На этом и играют террористы, увы… И выигрывают, если даже один российский гражданин поделил захваченных в заложники детей на «наших» и «их». А страна, в которой стало правилом делить вообще всех на «наших» и «не наших», на черных и белых, на русских и не русских, может выиграть разве что газовую войну у малоимущих. И уютно в такой стране себя может чувствовать разве что какой-нибудь очередной международный бандит, в свое время с успехом практиковавший разделение собственной страны на «наших» и «не наших» вплоть до летального исхода, в том числе и страны.