Цивилизация
Тунис: бен Али пришел к власти в результате дворцового переворота в 1987 году и не отдавал ее 24 года. Египет: Мубарак пришел к власти после переворота 6 октября 1981 года и не отдавал ее 30 лет. Ливия: Каддафи пришел к власти в результате военного переворота в 1969 году и удерживает ее 42 года. Бахрейн: премьер министр (и по совместительству дядя короля) Халифа бен Салман аль-Халифа — самый долгоиграющий премьер в мире, 40 лет. Йемен: Али Абдалла Салех, у власти с 1978 года, то есть 33 года. Иран: абсолютная власть аятоллы с 1979 года — 32 года.
Класс, да? В этих странах ребята пришли к власти навсегда. Причем в некоторых они пришли навсегда, потому что убедили демократические страны, что лучше мы, какие уж есть — вороватые, циничные, авторитарные, но светские, чем братья-мусульмане в широком смысле словосочетания. Наверное, и впрямь лучше… Западным демократиям, например. Но, как выяснилось, не гражданам этих стран, проживающим свою единственную жизнь без права на выбор, без надежды на перемены, при этом довольно точно понимая, сколько стоят их бессменные лидеры и их окружение.
За Тунисом и Египтом подтянулись остальные из вышеперечисленных. И поскольку среди подтянувшихся есть и такие исламские, что дальше уж некуда, то объединяет этот взрыв гражданского недовольства, видимо, все же не то, в чем пытаются убедить нас российские аналитики. «Вот сейчас «Братья-мусульмане» возьмут власть в Египте — и будет вам: есть у революции начало, нет у революции конца». Все мои египетские знакомые и иностранные журналисты, которые сейчас там, на прямой вопрос: «Это происламская революция?» — отвечают: «Пока нет».
Дальше следует интересная фраза: «Очень слабая оппозиция, вот в чем проблема. Из кого выбирать… Понимаешь?»
Не то слово. Очень хорошо понимаю. Авторитарные режимы в целом действуют вполне стандартно: зачищают под себя политическую поляну. Нет оппозиции — нет проблем. Для них. Про будущее забыли. Они же навсегда. В итоге, когда оказывается, что не навсегда, освободившееся политическое пространство могут занять отмороженные, поскольку цивилизованную, думающую и содержательную оппозицию эти 20—30—40 лет гнобили и сгнобили. Или отжали из страны. А отмороженные есть везде и всегда.
Почему люди вышли на улицы? Сначала молодежь, в некоторых случаях скоординировавшись через интернет (отдельный разговор о роли интернета в событиях в этих странах. Даже пятидневный интернет-блэкаут в Египте не помог, все равно дожали власть, но само по себе пятидневное отключение интернета — феномен, о котором еще будут говорить и писать), причем поразившее меня по телевизору: девушки с открытыми лицами, молодые ребята без бороды. Потом присоединился взрослые. Чего хотели-то? Обзвонила всех знакомых-граждан. Египет, Тунис, Йемен. Поводы разные. Но причины называли примерно одинаковые: «А надоело. Злость вылилась на улицы. Сколько еще воры будут за нас решать, как нам жить? Хватит обращаться с нами как с …!» Понятно с кем… Иногда говорили по-английски — shit. В Тунисе, например, вышли представители среднего класса, возмущенные коррупцией и требующие экономических реформ.
Спрашиваю: «А если придут исламисты?» Отвечают по-разному, но никакого желания влезать из одной кабалы в другую не чувствую. У всех проблемы с лидерами. Но все же: «Мы имеем право на свой выбор. Мы не хотим, чтобы за нас думали и решали». Последнее, кажется, относится ко всем и внутри страны, и за ее пределами. Америка же, судя по прессе, мечтает, чтобы эта череда революций была похожа на восточноевропейские. Если не по темпераменту, то хотя бы по разумному результату.
Я не знаю, почему все это случилось почти единовременно, в течение одного месяца в одном регионе. Почему именно сейчас. Но я вижу, как Палестина и Иордания быстренько сменили правительства, чтобы продемонстрировать борьбу с коррупцией и как бы предвосхищая возможные недовольства.
Мне кажется, что ХХI век, как-то дремавший первые десять лет, катившийся в инерционных процессах, унаследованных у ХХ, вдруг начал давать о себе знать. Мир начинает меняться. Я уверена, что история с «Викиликс» изменила мир и это еще почувствуется в дальнейшем: больше нет тайн, все тайное станет явным. Уверена, что интернет, массово ставший частью повседневной жизни, как зубная щетка по утрам и вечерам, меняет мир, его самоорганизацию, мобильность, не говоря уже о скорости распространения информации. Мне кажется, что к качеству власти в ХХI веке предъявляются совершенно иные требования. И я очень хочу надеяться, что песчаные революции — про это, про изменение качества мышления, качества жизни, уровня самооценки граждан, уровня требований к правительствам.
Это век, когда заканчиваются и закончатся диктатуры в том формате, в котором они удерживались десятилетиями в ХХ веке. Этот формат стал разрушаться и в некоторых странах уходит в историю у нас на глазах, что в любом случае является свидетельством демократического процесса. Хотят ли его инициаторы с этой стартовой позиции откатиться в негибкий, не сулящий перспективу, закрытый и изолированный исламский радикализм? Но вот ведь пример Ирана, где уже во время выборов по открытому недовольству граждан стало понятно, что исламская вертикаль дала сбой и начинает сыпаться. И продолжает. Может быть, наоборот, это глоток свежего воздуха и начало реализации давней мечты о присоединении древнего арабского мира к модернизационным процессам. И начало освобождения от религиозного радикализма. Посмотрим. Пока могу сказать, что мне до боли знакомы и понятны все аргументы моих знакомых из «восставших» стран. Я могу бояться за них и за их будущее, но их настоящее абсолютно мотивировано, разумно и достойно.
