Цивилизация
Так, подумала я , с опаской наблюдая за лицом Галины Волчек в момент произнесения Путиным монолога по поводу плаксивого сироты Чацкого, мужественного сироты Александра Матросова и сходства некоторых персонажей «Горя от ума» с новыми членами ЕС. Сейчас пошлет его учить жену щи варить. Примерно так, как, собственно, делает ее гость, когда ему предлагают иное видение ситуации на подведомственной ему сцене. Но Галина Борисовна, слава Богу, сыграла иначе. Раз такой маразм мог придти кому-то в голову, значит, виноваты актеры, а не зрители — таков был смысл ее деликатного согласия с президентом по всем основным пунктам его выступления за кулисами. Гениальная дама. Если бы господин Путин так реагировал на замечания внешних наблюдателей, в стране, конечно, не прибавилось бы демократии, но претензия на демократию была бы более тонкой, изящной и умной, чем та, которую имеем.
— А зачем вообще показывать, как Путин пошел в театр? — спросила моя «политическая» подруга.
— А почему он Диму с собой не взял? — спросила моя «неполитическая» подруга.
Оба вопроса правомерны и отражают странность ситуации междувластия. Первые десять дней после выборов пиарят явно больше Путина, чем Медведева. Даже о будущем кабинете Путина в Белом доме и спортзале, где он будет качать мускулы, известно больше, чем о кабинете Медведева в Кремле, его комнате отдыха или его загородной резиденции. Казалось бы, сейчас самое время Медведеву сходить в театр, показать себя и жену, поболтать с актерами, как-то поработать над образом. Но пиар упорно работает на Путина, отодвигая Медведева на второй план. Он остается (или его оставляют) «вторым» так старательно, что постепенно представление, что он — первый, трансформируется в размытое ощущение: «А был ли мальчик?»
Куда логичнее выглядела бы встреча нового, а не старого, президента с Григорием Явлинским, разве нет? Соскучившиеся по переменам наблюдатели только и ждут повода, чтобы сказать: «О! Пошли сигналы». И этих сигналов, безусловно, ждут от Медведева. Но Путин почему-то сужает Медведеву пространство для возможных сигналов. Именно он встречается с одним из лидеров демократической оппозиции. Его силовики скрутили лидера питерского «Яблока», в Петербурге яблочников пытаются лишить помещения, и в этот момент он приглашает к себе Явлинского, чья предвыборная программа «Семь главных бед современной России» начинается пунктом: «Беда первая: авторитарная, кланово-олигархическая, коррумпированная власть, безответственная перед обществом, но стремящаяся сохранить свое господство, во что бы то ни стало». Идти на контакт с лидером власти, вот так оцениваемой лидером оппозиции, можно только, на мой взгляд, при чрезвычайной необходимости. Если приглашение было из Кремля, то порядок должен был быть иным: сначала вы отпускаете Максима Резника, а уже потом разговариваем. С точки же зрения Владимира Путина, разговаривать с Явлинским, возможно, несколько проще, если судьба Резника в его президентских руках. В итоге первая за долгое время встреча с лидером «Яблока» напоминает очередную спецоперацию, причем сугубо секретную, потому что демократический оппозиционный лидер почему-то молчит о ней, как будто дал подписку о неразглашении.
Но факт, что если завтра вновь избранный президент захочет встретиться с Явлинским или с теми, кого принято считать оппозицией в стране, он будет выглядеть не инициатором и не вестником возможных перемен, а снова вторичным продолжателем дела своего учителя и наставника. И вот это непонятно — непонятно, зачем так плотно накрывать Медведева своей тенью, если для последнего реально пришло время уже начать отбрасывать собственную тень.
То же с Ходорковским. Еще один сигнал, которого с любопытством ждут от нового президента — дальнейшая судьба фигурантов дела ЮКОСА. Нравится это Путину и его сторонникам или нет, но прямые дивиденды, которые извлекло ближайшее окружение уходящего президента из отъема собственности у когда-то лучшей компании страны, не компенсируют реальных имиджевых и репутационных потерь, которые понес лично Путин, когда фигуранты дела ЮКОСА оказались за решеткой. Дело ЮКОСА — черная метка команды, управлявшей страной последние годы. Вопрос понятен: новый президент собирается делить эту ответственность с уходящим или способен изменить ситуацию? Ответ Медведева на этот вопрос ждут с огромным любопытством и местные, и иностранные наблюдатели. Но этих два странноватых месяца между уходом одного и приходом второго и тут дают преимущество уходящему.
— И, если можно, Вы можете себе представить, что в ходе правления нового президента будет выпущен Ходорковский?
Этот вопрос задал немецкий журналист на пресс-конференции по завершении встречи Меркель с Путиным. Уже весело. Русским журналистам даже в кошмарном сне, видимо, не может присниться, что они спрашивают Путина о Ходорковском. Теперь иностранный журналист задавал три вопроса, и последний — про Ходорковского. Путин записывал и просить повторить. И журналист оставил ему возможность проигнорировать этот вопрос — он его не повторил. То ли решил не злить, то ли понял нелепость формулировки: кажется ли вам, бывшему президенту, что отношение нового президента к Ходорковскому может быть иным.
Ситуация кажется вдвойне нелепой, если учесть, что госпожа Меркель потом встречалась и с новым президентом и, казалось бы, почему же не устроить и его пресс-конференцию, чтобы журналисты имели возможность напрямую задать ему вопросы. Что за проблема как минимум уравновесить уходящего и приходящего сюжетной линией, чтобы не было этого странного впечатления, что Медведеву доверено только букет преподнести и мило поговорить с дамой у камина, а все, что всерьез — это к Путину?
Так или иначе, Путин не сыграл, что забыл о вопросе про Ходорковского. Он не упомянул фамилию, но напомнил, что при соблюдении определенной процедуры право на помилование осужденных за коррупцию, за преступления против личности («одного из фигурантов вы упомянули») находится в компетенции главы государства — президента Российской Федерации. Меркель обрадовалась и сказала, что поддержала бы помилование.
Теперь представьте себе, что этот же вопрос немецкий журналист имел бы возможность задать собственно тому, кому он и предназначался — Медведеву. Даже если ответ был бы аналогичным. Даже если бы формула «помилование» была бы столь же двусмысленной в отношении людей, которые не признали своей вины. Но сидит-то не только Ходорковский, он же только «один из фигурантов». Конечно, из уст нового президента это было бы воспринято скорее как позитивный сигнал — как минимум, не зверский оскал (типа, укатаем еще на 20 лет), а, как максимум, намек на желание как-то все же выйти из этой истории, которая со временем странным образом все больше играет против власти.
Теперь же, что бы ни сделал Медведев в дальнейшем, все будут отталкиваться от этой фразы Путина. Нет облегчения судьбы юкосовцев — вы же помните, с какой интонацией Путин ответил немецкому журналисту, сразу было понятно, век ребятам свободы не видать. Будут изменения в их судьбе — ну, Путин же объяснил, что надо делать.
И наконец, Медведев — «в хорошем смысле русский националист». Это ноу-хау уходящего президента должно убедить Запад, что ему, Западу, будет с Медведевым тяжело. Какой смысл рисовать свой вариант портрета будущего президента заранее? Какой смысл давать ему оценки, если он, собственно, вроде как живой и здоровый, сам бы мог о себе рассказать. Зачем заранее загонять его в избранную другим для него колею? Ради чего априори настраивать партнеров на сложности, когда они еще толком не научились выговаривать фамилию нового президента? Давайте представим ситуацию, что вы 8 лет прожили рядом с соседом, который пил не просыхая. Ну, что делать — соседей не выбирают. И вот он продал квартиру, и у вас появилась надежда, что там поселятся нормальные приветливые люди. Вы покупаете бутылку портвейна и идете прощаться с бывшим соседом — все же прожили бок о бок столько лет. А он на газетку кладет закуску, смотрит на вас недобрыми глазами и говорит: «Ну, с новым-то вам будет не легче. Он культурный, конечно, мужик, но пьет-то не меньше меня». И что вам остается? То же, что и Ангеле Меркель — обрадоваться, что хоть не больше.
Вот интересно, что чувствует Медведев, когда при нем, живом и избранном, за него говорит другой, и другого все время очень много, и роль у него со словами, в отличие от Медведева. Я не спрашиваю, как они договаривались. Мне интересно, что он чувствует, когда из него делают такого же, как Путин, только с перламутровыми пуговками. А он молчит и покорно присутствует рядом в ограниченных дозах. Если до 7 мая все будет продолжаться вот в таком пиар-режиме, то страна благополучно забудет, кого эти 60 с лишним процентов выбрали, а оставшиеся почти 40 процентов убедятся, что единственной целью выборов было формальное соблюдение Конституции, а вновь избранный президент был тем необходимым инструментом, без которого соблюсти ее было просто невозможно.
