Наступило странное время. Как будто все поехало, только бы знать - куда. То, что недавно казалось невозможным, становится noblesse oblige. Например, нельзя было критиковать президента. Теперь даже функционеры президентской партии обновляют свой словарь, так сказать, допустимых эвфемизмов. С кем ни поговори, никого нет за, все против. Похоже, после несчастий осени, киевского блицкрига, аферы с «Юганснефтегазом» и политического провала монетизации укрепилось общее понимание, что неуспех - имманентное качество сформированного Владимиром Путиным политического порядка. И что президент не в силах ни сам этот порядок, ни сложившееся представление о нем хоть как-нибудь изменить.
Закомплексованная президентская администрация в каком-то реактивном темпе израсходовала свой властный арсенал. Имея на руках все козыри, надежно застраховалась от сочувствия и поддержки.
На сленге это называется сесть на измену.
Все силы корпорации Путина, внутренне не уверенной в законности своего появления на сцене, ушли в итоге на зачистку поляны. Модернизация свелась к недопущению бунтов, а содержательная повестка первой постъельцинской четырехлетки ухнула в никуда. Все достижения вдруг стали ничтожными: пресловутое восстановление российской государственности шло полным ходом и обернулось ее прогрессирующим распадом.
Также и президентская институция, последовав примеру унтер-офицерской вдовы, вдруг превратилась в условность. Что может сделать сегодня Владимир Путин? Или иначе: чем он занят по работе? Подбирает кадры на регионы? Готовится выступить перед Думой? Например, убили Аслана Масхадова, террориста номер два в официальном списке. Позитивная новость. Но когда новости уже не вполне новости, общественное мнение проигнорирует и этот факт. Нация реагирует только на потрясения каждодневной жизни со знаком минус. Так что еще одна позитивная, можно сказать, новость, в том, что госпиар и телетехнологии себя в целом исчерпали. Вот, говорят, администрация уже тренирует молодежные спецбригады, нацеленные на подавление оранжевой угрозы. В порядке, как мы привыкли, симметричного ответа. Вряд ли у них получится.
Но проблема не в том, что менеджерам госполитики трудно и некому рапортовать об успехах. Сущностная коллизия сложившегося порядка - в кризисе его преемственности. Это и есть тупик, оставляющий от сегодняшнего дня патологическое и фантасмагорическое ощущение, что будущего нет и не будет, хотя оно - и это также ясно - вот-вот настанет. Все сценарии кажутся невозможными: националистический реванш - да нет; победа на выборах - не дадут; преемник, который провозгласит оттепель, - как и кто это? И сам собой возникает привкус катастрофы.
Наметившийся риторический конфликт по линии «консерваторы» против «революционеров» - одни за мягкую, другие за быструю и радикальную ротацию, - не только идеологический, но и отражает это бессилие общего прогноза.
Бессилие, которое коренится в немом вопросе: как исправить ключевые просчеты действующего правительства и развернуть курс, не задев болевые точки национального снобизма? У всех перед глазами Украина с ее решительной сменой ценностей и команд. Теперь российский истеблишмент ждет там разладов и передела, вполне возможных, во многом чтобы утешиться, что оранжевая революция себя не оправдала. Поскольку украинский жестко-бархатный сценарий требует совершить некий общественный акт признания, что прежний путь был неверным. Как это было в России в 1991 году.
И точно так же все могли оценить умеренную российскую преемственность, тоже очень быстро - компромисс за компромиссом - в круглый ноль обесценившую все то, ради чего она была затеяна и с муками осуществлена. Так или иначе, речь идет о забвении. И так или иначе, выход на другую колею невозможен без мобилизации значительной части государственной элиты. Пока ее нет, будущее без будущего воплощается в тяжелой полемике, что все-таки правильно для России - идти на баррикады или строить социализм с человеческим лицом.