То там, то тут административная система дает сбой: Владимир Путин вошел в самую опасную фазу своего правления.
Глава РЖД Владимир Якунин передумал вступать в «Единую Россию». В последний момент выяснилось, что «работа в политсовете партии и работа президента РЖД — вещи несовместимые». В партаппарате полагают, что они в чем-то не сошлись в итоге с лидером партии Грызловым. Зачем, с чьей подсказки Якунин собрался в партию и кто его потом отговорил — неизвестно. Ясно только, что президент, скорее всего, в этих переговорах не участвовал.
Может быть, Якунин вдруг понял, что не сможет решать вопросы: у бюро Высшего совета, куда его позвали, нет оперативных полномочий. Региональную кадровую политику определяют в основном Кремль и исполком, отчасти — генсовет. А Высший совет — бессмысленный бюрократический ареопаг, неработающая структура, устав его даже не относит к руководящим органам. Зато партийность — только помеха в большой игре, и аристократы из Петербурга, как известно, обходят партии стороной. Лидер второго эшелона преемников Якунин стал бы первым активным членом команды Путина, вступившим в партию, но, как гомеровский Одиссей, в последний момент прыгнул не на землю, а на свой щит.
Но почему опять сбой? Инцидент с Якуниным дополнил картину нарастающего хаоса, связанного, безусловно, с нерешенностью проблемы 2008 года. С чисто практической точки зрения коллизия состоит в том, что Владимир Путин отпустил вожжи и элиту трясет от открывшейся перед ней свободы действий. Чем дальше, тем больше вопросов, в которых его точка зрения неочевидна, и неясно, как правильно. Чем дальше, тем больше метаний, стычек, рухнувших планов и договоренностей. Путин все же строил систему личной власти, а не иерархию авторитетов и институтов. Он единственный ориентир.
Раньше функции политического органа исполнял аппарат Путина, и в его отсутствие мнение главы его администрации служило руководством к действию. Сегодня это не так. К примеру, Сергей Собянин активно продвигал отмену выборов мэров областных столиц. Депутаты придумали закон. Началась пиар-кампания. Все было готово и вдруг сорвалось, потому что у идей Собянина нашлись противники в Кремле, а Путин молчал.
А когда он молчит, чиновники не только не могут договориться — они между собой даже общаются с трудом: недавно тузы в МВД уже начали буквально сажать друг друга, пока не вмешался Путин.
Административный восторг, если пользоваться привычной литературной формулой, плавно перетекает в неуверенность и страх. Точнее, что это одно и то же. Как если бы бегунов выпустили на длинную дистанцию с завязанными глазами. Все дело в том, что никто — вообще никто — не может представить себе, что будет, когда уйдет Путин. И излучаемое Путиным спокойствие более не передается его команде: команда все менее охотно верит, что он сам знает решение созданной им проблемы. Быть дэнсяопином - это здорово, но как, извините, это будет работать?
Убийство Политковской, будем честны, было принято как убийство. Но убийство Литвиненко и отравление Гайдара уже невозможно отделить от проблемы 2008 года. И когда на Западе пишут, что это заговор спецслужб, они лишь повторяют то, во что мы сами охотно готовы верить. Еще в сентябре знающие Путина люди всерьез говорили, что он вот-вот должен снять Фрадкова, так как с ним в премьерах подвергает себя опасности: мол, возглавь Фрадков страну, хотя бы временно — и все бы пошло иначе. А уже сегодня, надо признать, такие рассуждения не шокируют.
Впрочем, Фрадков на месте. И все на нервах: случись еще что-нибудь — будет паника.
А вертикаль власти не умеет справляться с паникой, поскольку все знают, что все лгут.
Зона поражения минимальна, скажет санврач Онищенко. И кто ему поверит?
Владимир Путин в трудном положении. Это такие ножницы. Он сознательно не вмешивается, репетируя роль арбитра, а в результате возникает иллюзия, что он теряет контроль. Он может показать силу — снять правительство, назвать преемника, — и все остынут, но атмосфера конфликта и напряжения, как он считает, составляет залог его будущих побед.