Невиновность клерикалов

Пытаясь нащупать хоть какие-то еще не сгнившие оставшиеся остовы политкорректности, Еврокомиссия разъяснила разницу между Pussy Riot (ЕК осудила приговор им как нарушение прав человека) и скандальным фильмом «Невиновность мусульман». В данном случае комиссия осуждает уже сам фильм. ЕК считает сравнение некорректным. Потому как «Невиновность» пропагандирует «ненависть, предубеждения и нетерпимость», а PR – это, мол, совсем другое дело.

Лучше бы они помолчали, честное слово.

Потому что нелепица, успешно встраиваемая в особым образом устроенные мозги брюссельских бюрократов, отнюдь не способна заиграть столь же тонко всеми гранями придуманной в этих мозгах политкорректностью & толерантностью, помноженными на двойные и тройные стандарты, в головах одурманенных мракобесием темных масс. Ну не поймут они этих тонкостей. Не привыкли вникать, да и незачем им это.

Сравнение от ЕК как минимум напрашивается на провокацию со стороны как гонителей, так и защитников PR, которые, всяк по-разному, начнут рассуждать на тему, что бы было с хулиганками, соверши оно нечто подобное в мечети. Недавние аргументы некоторых умеренных и здравых отечественных приверженцев ислама насчет того, что, мол, их бы просто пожурили и выпроводили вон (а похожий инцидент в Турции действительно так и закончился), сейчас выглядят не очень убедительно на фоне картин погромов американских диппредставительств, охвативших мусульманский мир.

Повод нашелся легко, были б, как говорится, желание и готовность «оскорбляться чувствами». Некий не шибко умный фрик, кажется, из Южной Калифорнии, да еще то ли еврей, то ли копт по национальности, снял совершенно похабный и просто дурно сляпанный фильм про ислам и пророка Мухаммеда (даже критики творчества Аркадия Мамонтова на этом фоне должны бы признать его вообще достойным премии по кинодокументалистике имени Лени Рифеншталь), по сравнению с которым вызывающе неполиткорректные шутки фильмов Саши Коэна покажутся высотами тонкого английского юмора. Автор вывесил все это в YouТube. Ни правительство, ни вообще какие-либо американские официальные структуры к этому отношения не имели.

Этот фильм, с точки зрения защитников-абсолютистов всякой свободы самовыражения и неограниченного права каждого на перформанс, суть поступок того же порядка, что песни и пляски в балаклавах на солее. С точки зрения темной толпы, из которой практически никто фильм не видел, но все жутко возмущены, совершено покушение на основы веры. И это преступление следует карать расправой чуть ли не над всеми носителями западной заразы, прежде всего американцами.

Картина мира предстает печальная. Налицо деградация, упадок тех устоев светскости и образованности, к которым мировое сообщество шло до второй половины ХХ века. Идет активное сползание к хаосу с установлением поистине средневековых нравов в отдельно взятых странах и целых регионах. Американские дипломаты теперь повторяют мантры осуждения фильма, а правители мусульманских стран, где произошли погромы, – извинения перед США и призывы к людям образумиться. Ни тех, ни других толпа, живущая своей мифологией, не услышит.

Обама, помнится, начал свое президентство с публичного выступления перед широкой мусульманской общественностью. Он пытался наладить диалог, совершить, как модно говорить, перезагрузку. Желаемого результата эта политика не принесла. И среди республиканцев наверняка сейчас найдутся те, кто скажет, что Буш был куда более прав: бомбить, бомбить и только бомбить, ибо варвары понимают только силу. Была б эта сила в достатке, наверное, так бы и делали. Но вот только сил сейчас уже не хватает.

Надежды пристроиться в фарватере «арабской весны», наладив «прагматичный диалог» с теми, кто пришел на волне бунтов исламистской улицы, выглядят все более иллюзорными. По горькой иронии, зверски убитый пришедшими к власти в результате «демократической революции» в Ливии аборигенами с дикими представлениями о правильном и прекрасном

посол США в Бенгази лично много сделал для поддержки этой самой революции. Более того – он верил в правоту того, что делает и вообще был влюблен в арабский Восток. Его гибель никак не должна быть поводом для злорадства, но лишь для соболезнований.

Но стоит задуматься о том, куда привел курс, порожденный зашоренностью собственной мифологией насчет «демократических» процессов, стремлением принимать популистские решения, которые легко «продавать публике» в формате ныне господствующих масс-медиа, и банальной политической недальновидностью – нежеланием считать на несколько шагов вперед.

И когда теперь Путин со свойственным ему сарказмом замечает, что для доведения всей затеи до логического конца осталось только выпустить узников Гуантанамо и отправить сражаться на стороне Сирийской освободительной армии против Башара Асада, то с ним трудно спорить.

Сейчас можно выдвигать много теорий насчет того, что и почему именно пошло не так. Рассуждать о разрушенном двух-, моно- и многополярном мире, о воцаряющемся хаосе, где долгосрочная стратегия отсутствует как таковая. Уличать тот же Запад в двойных и тройных стандартах по отношению ко вчерашним противникам по холодной войне и полюбившимся вдруг «нашим сукиным детям» с сомнительной политической и ценностной ориентацией. Сетовать на деградацию политических институтов, международных в том числе, а прежде всего института политического лидерства. Анализировать кризис современной демократии, все чаще оборачивающейся охлократией на фоне кажущегося неуклонным размывания ее главной социальной опоры – среднего класса. В этом смысле Россия вообще исторически опоздала: ее средний класс, на который возлагалось столько надежд, может так и не сформироваться в условиях колоссального социального расслоения, так и не стать опорой новой политической и социальной реальности.

На мой субъективный взгляд, чуть более пристального внимания заслуживает растущая клерикализация в целом ряде стран, в том числе в нашей. В арабских и других мусульманских странах активизация политического исламизма стала во многом – после падения соцсистемы и дискредитации идей светского социализма-коммунизма как формы установления справедливости – формой социального протеста против авторитарных режимов. На Западе появление и рост антисистемных – прежде всего исламистских – цивилизационных, культурных анклавов, не желающих интеграции в приютившее их западное христианское общество, явились результатом краха политики мультикультурализма. В рамках такого мультикультурализма как-то вдруг незаметно оказалось, что клерикализм даже в своих крайних, нетерпимых проявлениях стал претендовать – как некое такое деликатное проявление национальной самобытности и своеобразия — на равные права с культурой светской.

Спрашивается неполиткорректно: а с какой, собственно, стати? И сколько можно уступать, чтобы кто-то в очередной раз чем-то не оскорбился чувствами?

Печально при этом то, что распространению и укреплению клерикализма и прочих проявлений человеческого невежества весьма активно способствуют новейшие средства массовой коммуникации во главе с интернетом. Элитарность культуры и политики до поры помогала развиваться светской культуре (в широком смысле этого слова), поддерживала культ знаний и образованности – прежде всего в тех слоях общества, от которых зависело принятие ключевых экономических и политических решений. Но не только в них: ставить под сомнение сам по себе общественный прогресс как-то не превращалось в главный лозунг толпы, якобы имеющий равное право на существование.

«Демократизация» культуры, как и «демократизация» публичной политики, привела к тому, что многочисленные голоса невежд, люмпенов и мракобесов зазвучали с невиданной ранее силой. Получается, что с ними теперь надо считаться?

На протяжении ХХ века мейнстримом развития человечества – с неизбежными откатами на войны, взаимное истребление и прочие прелестные проявления звериной человеческой натуры – были все же стремление к освоению новых научных знаний, расширению горизонтов земных человеческих возможностей, развитие светского образования и установление господства светской культуры, светского общества в широком смысле этого слова. Казалось, что господства незыблемого, необратимого.

В условиях господства такой культуры почти невозможно себе представить, чтобы появление какого-то убогого злобного фильма было возведено в ранг политического события вселенского масштаба, выводящего на улицы миллионы людей, всерьез готовых к новым религиозным войнам средневекового типа. Но в рамках такой культуры невозможно себе представить и то, чтобы банальная хулиганская выходка в православном храме стала предметом ярых, острых и длительных общественных обсуждений – вне зависимости от того, дали бы фигуранткам реальный тюремный срок или ограничились бы устным порицанием. Здоровое общество эту выходку просто не заметило бы, она по определению для такого общества – маргинальна, не требует значимой реакции. Ни по сути, ни в информационном плане.

Удивительно, но до сих пор в контексте целого ряда общественных дискуссий в России никто даже не задался таким «простым вопросом»: а почему, собственно, в те же времена, когда атеизм в стране был «единственно правильной» идеологией, церковь как институт была загнана на зады общественной жизни, мы первыми осуществили выход в космос? А для миллионов людей на Земле даже в своей очень далекой от «свободы-равенства-братства» форме восторжествовавший в стране строй служил некоторое время притягательным примером для подражания? То есть этот строй был всерьез какое-то время (я лично считаю, что примерно до середины 70-х, когда его еще можно было спасти) конкурентоспособен. Этим вопросом не задаются ни те, кто причудливо-уродливым образом сочетает в себе православную неовоцерковленность с идеализацией сталинизма, практически разрушившего Русскую православную церковь. Ни те, кто ищет «новой духовности» исключительно в клерикальной и культурной архаике, в отрыве от советского светского наследия, отказывая в праве на ее поиски вне религии и религиозного сознания и морали.

У нас стало принято почему-то теперь почти полностью отождествлять духовность и нравственность с религией. Религия превратилась чуть ли не в главный фактор, определяющий культурно-национальную идентичность. Чтобы показать приверженность высоконравственным нормам, считается, нужно непременно осенять себя крестным знаменем, соблюдать пост или, как того требуют каноны других конфессий, как-то еще демонстрировать свою религиозность, якобы подтверждая «духовность».

Не говоря уже о том, что в нашей стране религиозность для многих, напрочь оторвавшись от истинной веры, превратилась в официальную моду: скажем, мало кто из правящей партии решится открыто провозглашать свой атеизм, зато креститься напоказ, явно следуя этой лишь моде, но не собственным искренним убеждениям – это всегда пожалуйста.

Между тем начиная с эпохи Просвещения существенная часть человечества знак равенства между моралью и нравственностью, с одной стороны, и религией — с другой отнюдь не ставила. Как-то подзабыли теперь, что существуют светские мораль, этика и нравственность, гуманизм.

Очень похоже, что пошедшие путем «арабской весны» и заигрывания с идеями радикального исламизма некоторые мусульманские страны нынче прямиком начинают вползать в цивилизационное средневековье, норовя прихватить с собой и весь остальной мир. Но зачем нам идти той же дорогой? Отводя церкви роль чуть ли не официального Министерства совести, нетрудно, казалось бы, заметить, что она как веками не реформированный институт, мягко говоря, не очень годится на эту роль в информационных, коммуникационных и технологических условиях ХХI века. Как нетрудно, казалось бы, предвидеть и то, что, вводя по сути принудительное (а уже есть сигналы об именно принуждении) преподавание православия в светской школе где-нибудь в средней полосе России, вы в ответ получите муфтиев в роли завучей по воспитательной работе в мусульманской части страны.

Делая акцент на религии в воспитании детей, государство само сеет семена будущей религиозной розни и вражды.

И при всем благожелательном отношении и к священникам, и к муфтиям (и те и другие, будем считать, искренне в своем служении хотят как лучше) не может не тревожить, что у выпускников этих разных школ в результате будет куда меньше общей культурологической базы для общения, сотрудничества, любви и дружбы, наконец, чем в те времена, когда с клерикализмом не заигрывали, а вот спутники успешно запускали. Да и наука с образованием не были в таком загоне, как сейчас.