Шалости на лужайке

Опасны ли для власти «народные гуляния» оппозиции вокруг да около Чистых прудов в Москве? Скажем так, они ей неприятны, они ее раздражают. Но пока все укладывается в парадигму, определившуюся после декабрьских парламентских выборов. В этом есть что-то от любимой борьбы Владимира Путина — дзюдо…

Согласно легенде, однажды основатель дзюдо Зигаро Кано сидел в вишневом саду и наблюдал, как снег падает на ветки сакуры. Толстые, негибкие ветки ломались под тяжестью снега, тогда как тонкие сначала сгибались, а потом резко распрямлялись, сбрасывая его. Так родился один из принципов этой борьбы — «Поддаться, чтобы победить».

Болотной площади поначалу «поддались», огласив список неких политических вольностей вроде «прямых» выборов губернаторов или облегчения процесса регистрации политических партий. Однако уже вскоре, когда эйфория от микропобеды рассеялась, даже не очень искушенным в политике стало ясно: «прямые» выборы в силу внедренных в этот процесс фильтров на самом деле будут не менее управляемыми, чем «кривые». А процесс облегченной регистрации партий лишь сулит «победителям» то, что они таки захлебнутся в этой своей новой свободе, не успев даже пискнуть обществу нечто такое, что вытащило бы политические новообразования из электорального небытия. К тому же топ-менеджеры «корпорации «Россия» отлично знают, что в современных условиях для того, чтобы контролировать компанию, вовсе необязательно формально получать 50% плюс 1 акцию. При сохранении 5-процентного проходного барьера и прочих административных рогаток и при размывании оппозиционного партийного поля «Единой России» достаточно будет набирать процентов 30 голосов, чтобы контролировать больше половины законодательных мест, причем на всех уровнях.

Что касается «болотного» движения, то оно, согласно предусмотренному политическими дзюдоистами графику эволюции, сиречь деградации, оказалось нынче там, где и должно было оказаться по всем предварительным расчетам, – в состоянии вполне безопасного для режима флешмоба. Хотя он и крайне раздражает власть своей расхристанной стилистикой.

Для сравнения, идеальная стилистика, с точки зрения режима, должна выглядеть, как проезд коронационного кортежа по пустой Москве 7 мая: даже такой признанный мастер кинодокументалистики, как Ленни Рифеншталь, мне кажется, не смогла бы сделать картинку лучше и эффектнее.

Российская оппозиция, с точки зрения власти, сегодня предстает примерно так же, как западные антиглобалисты. Кто-нибудь припомнит хоть один пример, когда антиглобалисты где-нибудь сумели хоть как-то повлиять на власть в своей стране, добиться выполнения хоть какого-то из своих требований? Я лично не припомню. Везде и всегда их красочное «противостояние» с режимом и капитализмом в целом кончалось одинаково – разгоном полицией безо всяких последствий для режима.

Пока оппозиционеры тусуются и выпасают корову на Чистых прудах и их присутствие еще окончательно не взбесило кремлевских обитателей, а также пока оно проходит в мирных рамках, то и пусть их, пусть самовыразятся под телекамерами и под соответствующие комментарии, разоблачающие «этих столичных фриков» на всю страну: мол, вот она какая, анатомия их протеста. Едва терпение кончится или, как это часто бывает, произойдут кем-то (даже не важно, кем) срежиссированные провокации, креативная тусовка будет нещадно разогнана.

В краткосрочном плане любопытен, пожалуй, лишь один вопрос: состоится ли разгон до, во время или после саммита G8, куда вместо Путина, занятого формированием правительства Медведева, отправился освобождающийся от такой заботы (после того как он представит, согласно закону, президенту свои предложения, он может чувствовать себя по этой части свободным) премьер-министр. Согласно традиционным канонам, разгон сидевших на Чистых прудах должен был бы состояться уже после того, как один из формальных руководителей России отбудет с саммита «восьмерки». Чтобы не было «неудобных вопросов» Медведеву, чтобы ему не пришлось там отдуваться и т. д. Однако посмотрев на стилистику начала третьего срока правления Владимира Владимировича, я бы до конца не исключал и другого сценария. Стилистика эта выдает в нем присутствие эдакого политического азарта, воодушевления, здоровой злости от возвращения во власть, от того, что все пока идет по его плану, что все складывается довольно «круто». Что «царь горы» по-прежнему один, а все – хотят они или им противно – пляшут и будут еще долго плясать именно под его дудку. Он по-прежнему единственный мачо во всей российской политике и потому может позволить себе некоторые «уго-чавесовские» или «фидель-кастровские» жесты типа публичной игры в хоккей в первый день президентства (тем самым показательно, между прочим, если кто не заметил, взят реванш за освистывание в «Олимпийском»). Показав свой средний палец этой любящей читать России нотации «восьмерке» (кстати, в ответ Обама уже отказался ехать во Владивосток на саммит АТЭС, если так и дальше продолжать мериться крутизной, то может дойти до аналогичного обмена любезностями в связи с Олимпиадой в Сочи), новый-старый президент нашел время в напряженном графике для продолжительной беседы с рабочим с Уралвагонзавода и для поездки в Нижний Тагил к таким своим избирателям, которые не чета зажравшейся интеллигентской белоленточной Москве. Ну так вот, в логике этой стилистики было бы естественно и сидение на Чистых прудах разогнать либо до, либо непосредственно во время саммита «восьмерки». Мол, нате вам, выкусите, придется вам со мной считаться с таким, каков я есть, а как это будет расхлебывать другой высокий представитель России – это, в конечном счете, его проблемы. Но, как говорится, посмотрим...

Что же касается «болотной» оппозиции, то в своем нынешнем виде она исчерпала себя. Она не была бесполезной, она выполнила свою роль, показав стране, что власть не сакральна и тем более не всесильна, у нее есть ограничитель. И этот ограничитель – десятки тысяч людей, которые могут выйти на улицы. Это оказалось возможным.

В конечном счете, в политике все определяется именно этим – можешь ли ты вывести людей на улицы или нет, а если можешь, то чего ты можешь тем самым добиться, кроме, собственно, самого факта вывода людей.

В нынешнем своем составе оппозиция не могла договориться ни о лидерстве, ни о единой программе действий, разве что о тактике, которая, впрочем, свелась к организации флешмобов. Кого разбудят рано или поздно эти уличные монстрации в стране, где общество всегда тонко улавливало каждое проявление слабости власти, когда против нее можно, немножко разрешено «бунтовать», а когда не стоит, потому что точно репрессируют? Ответ на этот вопрос пока неизвестен. Он зависит от многих факторов, в том числе от состояния экономики и способности власти выполнить все те социальные обещания, которые она щедро раздавала на выборах и в выполнение которых многие эксперты не верят. Но также зависит и от невидимых пока и не улавливаемых процессов брожения в других сегментах российского общества. Там эти процессы могут разбудить либо вменяемые оппозиционные силы, либо, как это уже бывало в нашей истории, бесов разрушения и анархии.

Вот лишь некоторые возможные направления, обозначенные покамест в вопросах без ответов.

— Сколь едина в своей терпимости к режиму будет российская правящая элита? Не зародится ли в ней направление, которое сочтет, что сохранение политического статус-кво попросту самоубийственно, что вождь Акела кое-где, по большому счету, промахнулся? И тогда Акелу захотят поправить, а возможно, и отстранить. Как говорится, на каждого Михал Иваныча найдется свой какой-нибудь Игорь Иваныч.

— Возникнет ли в подлинно народной среде, к примеру, в рабочем классе, в других массовых социальных слоях, отличных от столичной «креативной тусовки», со временем некое движение недовольства, которое породит вместо нынешних сервильных и беспомощных профсоюзов нечто такое, с чем власть не сможет не считаться?

Если это случится и тем более если произойдет смычка с левыми партиями, то вместо коллаборационистской зюгановской КПРФ на арене может появиться мощное левое движение, способное на далеко идущие политические акции. В конечном счете, Россия была, есть и останется еще долго именно «левой» страной.

— Смогут ли патриоты-националисты сформировать более или менее единую платформу, основанную на возрождении «истинно русских ценностей», на стремлении к новым нравственным ориентирам вопреки прогнившему нынешнему государству? Подъем подобных движений наблюдается повсеместно в Европе, и если Россия этого до сих пор избегала, то не факт, что избежит и дальше. Практически все посткоммунистические страны в свое время прошли стадию госстроительства под условным названием «национальный проект». То, что Россия государство многонациональное, может оказаться недостаточным препятствием, чтобы не был на практике опробован и русский национальный проект, пусть он и окажется последним «ура» империи. Тем более что внутри правящей элиты у него может оказаться немало влиятельных сторонников и даже потенциальных вождей (тот же Дмитрий Рогозин, как мне кажется, еще не сказал своего последнего слова в политике).

— Появятся ли новые лица российской политики, которые не только снискают себе первичный авторитет на ниве, скажем, борьбы с коррупцией, против фактов вопиющей социальной или юридической несправедливости, защитников «национальной платформы» и т. д., но и смогут выйти за рамки своей первоначальной сферы, завоевав союзников и поддержку в других социальных и политических группах – среди движения волонтеров, в НКО, в профсоюзах, других профессиональных объединениях, в благотворительных организациях. В этом случае на такой расширяющейся гражданской платформе может начать формироваться новая оппозиционная платформа, которая не будет сводиться только к требованиям «долой власть!», но будет демонстрировать конкретные успехи, примеры действенности оппозиционных власти гражданских структур. Для создания такой платформы важно с некоторой регулярностью добиваться конкретных, пусть даже самых малых побед: там сумели отстоять предпринимателя от судебного произвола, там добились защиты прав обиженного властью обывателя, водителя, пенсионера, учителя, там мобилизовали общественность на помощь больным, инвалидам, ветеранам, там сумели изобличить и добиться снятия с должности вора, там добились принятия полезного или отмены негодного положения, распоряжения, закона или правила, а там сумели настоять на выдвижении и победе на муниципальном, городском или губернском уровне своего кандидата. Если оппозиция хочет победить в такой бедной и патерналистски настроенной стране, как Россия, она рано или поздно должна заняться параллельной, независимой от государства активностью не только в политической, но и в социальной сфере на манер, как это происходило где-нибудь в Ливане, Египте или Палестине с организациями типа ХАМАС или «Братья-мусульмане» (организация запрещена в России).

В такой стране не очень верят тем, кто требует просто честных выборов, но верят тем, кто готов «переводить бабушек через дорогу», заботиться о сирых, но – важно! – делать это не к выборам для показухи, а регулярно и искренне, альтруистически, вовсе не выказывая никакого, вот же парадокс, стремления к власти.

— Нельзя до конца исключать, что внутри Русской православной церкви может зародиться движение «раскольников», которое сомкнется с другими недовольными тем, куда идет страна, в своем поиске новых морально-нравственных, ценностных ориентиров для русского общества, которые вопиющим образом, опять же, вступят в противоречие с коррупционным характером нынешней власти.

— Наконец, растущая неэффективность (в силу той же коррумпированности) вертикали власти в общефедеральном масштабе на фоне возможных экономических трудностей может породить такие новые тенденции регионализации российской политики, которые на определенном этапе могут вновь поставить вопрос о сохранении единства страны.

Таким образом, на смену «болотной» повестке дня уже скоро может прийти совсем другая, по сравнению с которой гуляния на Чистых прудах могут показаться детскими шалостями на лужайке. Впрочем, пока власть излучает уверенность в том, что она способна разрулить любую ситуацию. Ветка сакуры распрямляется.