Цивилизация
Жил-был преуспевающий банкир, по имени Грег Смит. В свои 33 года он успел достичь многого в этой жизни. Потомок еврейских эмигрантов из Литвы, перебравшихся в незапамятные времена в ЮАР, он сумел закончить престижный университет в Стэнфорде и сквозь систему жесточайшего отбора попасть на работу в инвестиционный банк Goldman Sachs. Позже он и сам участвовал в рекрутинговой программе родной фирмы, о которой всегда, по словам сослуживцев, отзывался хорошо и уважительно. На его рабочем месте были вывешены правила из кодекса поведения компании, и это не было завуалированной издевкой.
Эх, кабы современные технологии позволяли залезть каждому в голову и узнать, насколько произносимые вслух слова лояльности действительно совпадают с мыслями о собственном начальстве, а также когда именно желание сказать этому начальству все, что вы о нем думаете, становится настолько непреодолимым, что люди просто перестают думать о последствиях. Но над такими технологиями еще пока только работают.
Сначала никогда не спящий Нью-Йорк, потом мечта чуть ли не всех начинающих финансистов Лондон, где мистер Смит возглавил подразделение по реализации деривативов клиентам в Европе и Азии. Играл в настольный теннис. Настолько неплохо, что участвовал и побеждал в международных любительских соревнованиях. Казалось бы, расти и расти мистеру Смиту, чтобы под старость «приземлиться» в одном из филиалов рая на земле с «золотым парашютом» в несколько десятков миллионов долларов. По денежным меркам и по понятиям Уолл-стрит, он к 33 годам еще не достиг многого: за прошлый год его доход составил порядка «всего лишь» $500 тысяч.
И тут вдруг в мозгу мистера Смита что-то щелкнуло, и в 6.15 утра по Гринвичу он отправил в родную контору заявление об отставке. Сопроводив его пространным письмом с объяснением ее мотивации. Копию отправил в газету The New York Times. Публикация тотчас уронила котировки Goldman Sachs.
Собственно, Смит не написал ничего такого, чего не говорят об инвестиционных банкирах обыватели. Но первоисточник всегда звучит драматичнее пересудов. «Интересы клиентов игнорируются», над ними смеются, называя «марионетками». Моральная обстановка в фирме – хуже некуда. От былых высоких нравственных принципов и морального духа компании с более чем 140-летней истории не осталось и следа. Все сосредоточено на краткосрочных решениях во имя прибыли любой ценой. Смиту стало стыдно, что именно ролик с его обращением (его выбрали среди 10 других работников компании с более чем 30-тысячным кадровым составом) крутят по университетским кампусам, привлекая на работу в компанию с «вековой корпоративной культурой». Он не может больше смотреть в глаза этим студентам.
Когда Смит выступал консультантом для трех крупнейших суверенных фондов Ближнего Востока и Азии, то, как он утверждает, исходил из того, чтобы поступать во благо клиентам, даже если это принесло бы меньше денег компании. По его словам, такой подход стал «крайне непопулярным».
Собственно, то, что он описывает, давно стало банальной рутиной работы финансовых институтов (не только на Уолл-стрит), когда у так называемых финансовых аналитиков стоит одновременно задача и привлечь клиентов своими «советами», и сыграть на рынке в пользу собственной конторы, зачастую играя против клиентских ставок, сделанных по их же «советам». И никому не режет глаз вопиющий конфликт интересов между «советами» и игрой на рынке дающей советы финансовой компании.
Ему надоело врать, и он решительно хлопнул дверью. Получился практически голливудский сюжет. Вспомните хотя бы «Джерри Магуайера» с Томом Крузом или «Дьявол носит «Прада». Периодически подобные скандалы сотрясают западный финансовый и корпоративный мир. Так, несколько лет назад
Эндрю Ладе, который вовсе даже не был наемным работником, а сам управлял хедж-фондом, вдруг резанул правду-матку на полосе комментариев Financial Times, заявив, что закрывает свой фонд, ибо заработал уже изрядно и ему надоело быть «окруженным идиотами» (какая сладкая фраза, которую мечтают, наверное, произнести многие, но не все отваживаются).
Или Джейк де Сантис, со скандалом уволившийся из страховой империи AIG и написавший о ее гнилостных нравах в Times. Дурные нравы таки довели AIG практически до банкротства, и гигант пришлось спасать за счет умопомрачительных вливаний из бюджета США. Сам же де Сантис благополучно занялся бизнесом микрофинансирования, а затем стал партнером скромной (значит, честной?) инвестиционной компании.
Конечно, «скандалистов» не любят нигде. Судьба у них трудная, однако не безнадежная. Тому же Грегу Смиту в самом крайнем случае грозит, что Goldman Sachs лишит его опциона на заработанные им за 12 лет акции. И то если соответствующий пункт был прописан в его контракте. В то же время вряд ли он, со своим стэнфордским дипломом и квалификацией, долго останется без работы, причем примерно в той же сфере. Да и другие разоблачители возмутительных бизнес-нравов, как правило, не кончают свою жизнь на помойке. Люди это по определению энергичные, а система социальных лифтов и диверсифицированных возможностей экономики развитых стран гарантирует им то или иное применение. Также, существуя в условиях развитой общественной и политической конкуренции, они могут рассчитывать в своей борьбе, даже если она начинается как бунт одиночки, на поддержку тех или иных политических сил, на общественный резонанс, гарантирующий им определенную безопасность.
В России в последнее время тоже случались публичные скандалы с «разоблачением». Известны обвиняющие ролики, записанные сотрудниками милиции, разоблачения системы от судейских (даже к судье Данилкину подкрался правдолюбец — что, кстати, сегодня с девушкой Васильевой?), работников избиркомов и т. д. Не все из этих людей начинали резать правду-матку, когда их уже уволили или чем-то обидели. А в целом таких людей в стране по-прежнему мало: многие из них столкнулись с жестоким ответом системы, вплоть до заведенных на них же уголовных дел. Как правило, им не удается не только сломать систему, но даже добиться справедливости в одном отдельно взятом месте. Система не поощряет инсургентов, а окружающие недоуменно вопрошают: «Тебе что, больше всех надо?» Сама постановка такого вопроса, кстати, даже на обывательском уровне совершенно невозможна в стране в развитыми индивидуалистическими традициями, потому как ответ на подобный вопрос — «Да, надо!» — вовсе не считается нескромным. При этом что-то
не приходилось слышать о том, чтобы такие же разоблачения раздавались из российской бизнес-среды. Никто не посмел вынести сор из избы крупного банка, страховой компании, госкорпорации, ФГУПа, крупного агентства по продаже недвижимости, нефтяной компании, ритейлового гиганта и т. д.
Значит ли это, что моральный климат в этих компаниях безупречен, а все работники чувствуют себя в нравственной гармонии от того, что делают? Что работникам неизвестны негласные, скажем, правила «отсечения» клиентов при страховых выплатах? Что все сведущие в восторге от применяемых где-то налоговых уловок? Значит ли это, что все без исключения работники сетевых супермаркетов, включая топ-менеджмент, в восторге от всех без исключения применяемых там бизнес-процессов? Что всем этим людям не бывает стыдно по ночам от воспоминаний о том, что именно они «впарили» в качестве элитной недвижимости? Значит ли это, что им хочется рассказывать детям о своем прямом или косвенном соучастии в откатных схемах или прямом воровстве? «Таковы правила игры», — говорят они в свое оправдание, если вопрос о самооправдании вообще всплывает в их благополучно устроенном мозгу.
Причем это могут быть ровно те же люди, которые уже отважились на политический протест, искренне негодуя при виде политического плутовства, требуя честных выборов и честной конкуренции в политике. Выступая ревностными наблюдателями на избирательных участках. Сочетание не вполне честной деловой рутины и собственного в ней соучастия с требованием общественно-политической чистоты и честности еще не кажется этим людям внутренне противоречивым. Пока не кажется.
Получается, что протестовать против плутовских бизнес-практик, как это ни странно, у нас может быть даже рискованнее, чем против фальсификаций на выборах.
Тем более публично восставать против них, не рассчитывая, что тебя вообще поддержат сколько-нибудь существенное число людей и тем более сослуживцев. И дело не в том, что скандалиста тихо замочат в темном месте подосланные боссом бандиты (хотя и такого до конца исключать нельзя). Дело в том, что риски от таких разоблачений, притом что в нашем циничном обществе они вообще вряд ли вызовут какой-либо резонанс, могут оказаться гораздо выше, чем 10 суток ареста за участие в несанкционированном митинге. Список мест и профессий, где можно рассчитывать на достойный заработок, в нашей стране гораздо более ограничен, чем в той же Америке и Европе. Потеряв хорошую работу, сопоставимую гораздо труднее найти, чем там, даже для настоящего профессионала. Потому что профессионализм стоит у нас далеко не на первом месте при приеме на хорошо оплачиваемые места. Запустить же собственное дело – задача в наших реалиях часто непосильная даже для людей с железным, бунтарским и пробивным характером. Плюс низкая географическая мобильность: «затеряться» от потенциальных преследователей можно разве что в Москве да Питере. А на остальной территории, где вся деловая тусовка друг друга знает чуть ли не лично и где все друг с другом повязаны множеством неформальных связей, ведущих наверх, наличие у неудобного работника «волчьего билета» станет для него путевкой в бессрочную безработицу или профессиональную невостребованность.
Все это, разумеется, не означает, что столь глубоко укорененный конформизм будет вечен и что более совершенные бизнес-практики не будут пробивать себе дорогу, в том числе силою протеста и возмущения пассионарных одиночек. Будут, скорее всего, хотя бы по той простой причине, что бизнес по более честным правилам вести проще и спокойнее, хотя не всегда прибыльнее, чем по плутовским (и многие как раз выберут спокойствие и простоту). Однако наивно было бы ожидать при этом нонконформистского прорыва преимущественно на одном направлении – политическом, — пренебрегая другими сферами жизни. Собственно, по большому счету в этом и состоит сверхзадача настоящей креативной оппозиции существующему порядку вещей – предложить новую систему не только политических, но и в широком смысле общественных, а также экономических практик. И показать их действенность, привлекательность и правоту собственным примером.
