О чем советоваться с народом

По какому вопросу можно было бы сегодня провести референдум в России так, чтобы борьба за его результат всерьез заинтересовала общество, инициировала политическую борьбу, мобилизовала значительное число как сторонников, так и противников предложенных вариантов? Представить себе такой плебисцит, учитывая нынешние политические реалии, весьма затруднительно. Хотя бы потому, что существующие политические реалии и действующее законодательство превращают референдум в России в практически неосуществимую затею.

Единственное, что приходит на ум, это проведение некоего действа по продлению до бесконечности полномочий Сами Знаете Кого. Впрочем, в свое время этому сами знаете кому хватило политической расчетливости, чтобы обустроить свое политическое будущее несколько изящнее. И те, кому не нравится искусственность произведенной нынче туда-сюда «рокировочки», могут в утешение представить себе, что могло бы все быть вообще как в Казахстане с Назарбаевым или в Белоруссии с Лукашенко. Или как ранее в Туркмении с Туркменбаши. То есть брутальнее. Впрочем, речь сейчас не об этом. А о том, что представить себе референдум как всенародный «одобрямс» мы еще можем, а как форму принятия содержательного решения, касающегося тех или иных аспектов жизни и развития страны, – как-то не очень.

А какие вопросы в современном мире вообще и в отдельных странах в частности можно доверить всенародному волеизъявлению? Сколь совершенна эта высшая форма демократии?

Когда греческий премьер предложил провести референдум по предложенному ЕС пакету помощи Греции в обмен на всевозможные самоограничения ее граждан, как раз сказав, что это будет высшим проявлением демократии, приверженная демократии Европа восприняла это как скандальную выходку. Стране фактически списывают долги (пока половину, но, как пойдет дальше, неизвестно), предлагают огромные деньги, а власти с благородной миной на лице глаголят: мол, а теперь мы посоветуемся с народом. Хотя, собственно, что такого крамольного с точки зрения демократии совершил греческий премьер, которому сейчас действительно не позавидуешь? У него, с одной стороны, уличные бунтовщики, с другой – европейские кредиторы с претензиями. Нервы могли и не выдержать.

Под давлением Европы Афинам пришлось уступить: референдума вроде теперь не будет. Но от этого никуда не исчезает так и не разрешенный в рамках уже теперь многовекового развития демократии в мире вопрос: какие вопросы можно доверять непосредственно народу, а какие лучше все же вверить как бы народным представителям, которые в процессе решения могут прибегать в том числе к таким не вполне «демократическим» манипуляциям, как циничные закулисные сделки, лоббизм скрытый и явный, коррупция и подкуп, утаивание и лукавое дозирование информации, в меру и не очень лживая пропаганда и манипулирование общественным мнением? Список можно продолжать: современный уровень развития информационной среды и всевозможных форм манипулирования общественным сознанием дает богатый выбор инструментов.

Универсального ответа на такой вопрос нет, то есть нет готовых рецептов оптимального смешения прямой демократии и представительной в одном общенациональном флаконе. При этом у многих экспертов крепнет представление о том, что институты представительной демократии в современном мире подвергаются все большей эрозии — искажается сама суть демократии. С другой стороны, современные общественные и экономические процессы становятся столь сложными и многофакторными, что представить их на суд неквалифицированному обывателю (то есть простому общественному большинству), определив как несложный выбор между «да» и «нет», кажется опасным как с точки зрения властных элит, так и с точки зрения объективных интересов общества в целом. Попросту говоря, охлократия (которой легче всего восторжествовать как раз в форме всенародного референдума) может принимать популярные решения, в этом нет никаких сомнений. Но дело в том, что далеко не все популярные решения оказываются правильными.

Греки, будь на то их воля, проголосовали бы против мер жесткой экономии, чем похоронили бы все усилия европейских банкиров и политиков по спасению еврозоны в ее нынешнем виде, но при этом они же проголосовали бы за то, чтоб страна осталась в зоне евро. Никакого конструктива в таком народном волеизъявлении не просматривается. Можно найти еще десятки примеров вопросов, которые, объективно рассуждая, имеют высокую степень актуальности для самых разных стран, но мало где могут быть вынесены на всенародное голосование.

Например, большинство населения вряд ли где-нибудь проголосует всенародно за повышение налогов. Так, в одном из немногих штатов США, где нет налога с продаж, его периодически ставят на всенародное голосование лишь затем, чтобы убить в очередной раз, проведя затем через законодательное собрание закон о повышении других налогов и другим способом. Большинство народа вряд ли проголосует и за повышение пенсионного возраста. Отмена смертной казни и сегодня не набрала бы большинства в тех странах, где она уже давно отменена. Столь же «непродаваемы», как правило, меры по либерализации иммиграции, особенно когда речь идет об иммиграции представителей чуждых культур. Представьте себе, к примеру, «плебисцит» в каком-нибудь районе Москвы насчет строительства мечети. И так далее.

Как правило, даже в самых демократичных странах на референдумы ставят вопросы второстепенные, не имеющие принципиального значения для развития страны и принципиально не влияющие на расстановку сил внутри правящих элит. Либо же ставят те вопросы, в победе по которым уверен правящий режим и лишь пытается в форме референдума придать уже состоявшемуся на элитном уровне решению большую легитимность. К примеру, плебисцитом хорошо освящать «развод» двух частей одной страны, когда они уже все равно не могут жить вместе (Чехия и Словакия, Сербия и Черногория).

Или, к примеру, в Люксембурге недавно прошел референдум о запрете абортов. Другим примером относительно «безболезненного голосования» с точки зрения политической стабильности (при всей своей нравственной и моральной остроте) является для ряда стран, к примеру, вопрос о разрешении эвтаназии. Более существенным был в свое время вынесенный на референдумы в ряде европейских стран вопрос о вхождении в ЕС. Однако это не был выбор между принадлежностью или самоизоляцией от европейской цивилизации: любой ответ на такой вопрос не становился революционным поворотом в развитии этих стран. Теоретически таким судьбоносным вопросом мог стать проведенный у нас в свое время референдум о сохранении СССР. Но все равно не стал: элиты и вышедшие из-под контроля обстоятельства через несколько месяцев переиграли все по-своему. А граждане «переголосовали» (к примеру, на Украине) прямо противоположным образом.

Лучше всего институт референдума работает, пожалуй, в Швейцарии. Там жители напрямую решают каждый год довольно много частных и более общих вопросов развития своей страны или своего отдельного кантона, вплоть до ратификации международных договоров. Но Швейцария – нейтральная страна, ей почти все международные договоры почти безразличны (хотя «шенген» в свое время большинство поддержало, что несильно изменило уже сложившуюся на тот момент практику пересечения швейцарцами европейских границ), к тому же страна с довольно высоким общим уровнем жизни и относительно небольшим разрывом в доходах разных групп населения. Наверное, именно в этой стране в наиболее полной форме воплотилось представление отцов-основателей современной западной демократии о том, что она, прежде всего, ответственное волеизъявление налогоплательщиков. Но не рабов (сегодняшних, а равно и вчерашних, которые не могут в одночасье стать подлинно свободными людьми, избавиться от рабской психологии), голытьбы без собственности, без рода и племени и без, соответственно, гражданской ответственности. Именно по этой причине власти многих относительно благополучных штатов США (типа Калифорнии) или отдельных благополучных графств этих штатов не боятся выносить на референдумы самые разные экономические вопросы, касающиеся развития этих штатов. В том числе на таких плебисцитах подчас выигрывают сторонники так называемого «самообложения», то есть добровольного введения целевых налогов на осуществление тех или иных конкретных программ или проектов. В этом смысле отмененное покамест греческое всенародное голосование не стало бы образцом проявления «гражданской ответственности налогоплательщиков». Это было бы проявлением торжества охлократии. Которая всегда, увы, безответственна.

В завершение предлагается нехитрый тест на определение уровня демократической сознательности в отдельно взятой местности или даже в отдельно взятом подъезде. Попробуйте путем свободной агитации и пропаганды мобилизовать своих ближайших соседей, к примеру, на сбор добровольных пожертвований на проведение ремонта в обшарпанном подъезде, на ремонт или строительство местной детской или спортивной площадки, а то и целой дороги, которая приведена в негодность вопиющим бездействием и воровством местных властей. Да мало ли вокруг объектов, на которые можно обратить во благо разные проекты в порядке «самообложения». Между прочим, вопреки распространенному представлению, во многих российских регионах подобные попытки предпринимались, и даже небезуспешно. Хотя много и, увы, куда больше совершенно обратных примеров – когда никому ничего не надо в плане «общественного блага», особенно когда затронут при этом собственный карман.

Означает ли это, что мы не дозрели до более масштабных форм прямой демократии? Или все же дозрели? Или же оно нам просто не надо ввиду того, что никакие масштабные формы такой демократии в современном слишком сложном для простого обывательского ума мире попросту уже не работают: они неэффективны? Возможно, «золотой век» эгалитарной демократии уже попросту прошел, толком не начавшись, и теперь наступают времена, когда все принципиальные вопросы развития общества будут решаться в рамках авторитарных и технократический моделей? Большой брат не только следит за вами, но и решат все за вас. И эти модели развития (или просто выживания) промытое до отупения массмедиа, шоу-бизнесом, инфотейментом, политтехнологиями и иными формами манипуляций обывательское сознание будет блаженно и пассивно воспринимать как проявление его обывательского «совершенно свободного и добровольного» волеизъявления.