Когда мэр Москвы Лужков говорит, что постройки поселка «Речник» на территории парка «Москворецкий» сносятся «законно», то формально он прав. Потому что это такие законы. Когда жители поселка «Речник» говорят с возмущением, что рядом с их несчастным поселком преспокойно существует другой поселок, но уже куда более престижный, где живут очень-очень уважаемые люди, под названием «Остров фантазий» и ему ничего не грозит, — то они тоже правы. Более того, года три-четыре назад в своем статусе и «Речник», и «Остров фантазий» были совершенно одинаковы и значились на картах под грифом «земли не оформлены». Сегодня они не оформлены только у «Речника», а у соседей — под долгосрочной арендой. Потому что такие вот законы.
Когда в середине 1950-х годов садоводам выделяли земли под огородничество в «Крылатском» — помимо «Речника» еще и ныне снесенному «Огороднику» — то никто и помыслить не мог, что когда-либо земля в этом месте будет стоить сумасшедших денег, что на земле московской будет править мэр Лужков и что в стране настанет самый что ни на есть капитализм со всем его подобающим оскалом. Тогда законы были другие. В частности, они предусматривали, что огородникам надлежало быть по-социалистически скромными, а потому иметь на своих наделах не более чем полностью соответствующий нормам социалистической скромности убогий сарай. Но ни в коем случае не постройку, пригодную для постоянного проживания, потому как это нарушит нормы и принципы социалистической морали. Впрочем, тогда, при «совке», народ и партия тоже были в чем-то едины, например, в том, что законы и правила писаны далеко не всегда для того, чтобы их прямо-таки полностью со всем тщанием соблюдать. Были всем понятные ситуации, когда на правила до поры до времени закрывали глаза. Вопрос был в том, чтобы точно оценить вот эти вот «пору и время».
Времена потихоньку менялись. Сменился даже строй. Но не нравы.
На месте бывших сараев как-то сами собой возникли жилые постройки. Разрешения на них никогда никто не давал, они не существуют на бумаге. Но к ним до недавних пор были подведены коммуникации, а незарегистрированные жильцы исправно платили за свет и прочие коммунальные блага. Соответствующие службы исправно платежи принимали, не отсылали «незаконные» деньги обратно, да и жильцов, проживавших без всякой регистрации, никто до поры до времени не тревожил. Это очень удобная и довольно часто встречающаяся в нашей жизни форма симбиоза властей и народа: первые до поры до времени закрывают глаза на некоторое формальное беззаконие — но ровно до тех пор, пока им не начинает быть выгодной совсем другая модель поведения. И тогда они вспоминают о законе. Или пишут их под новую ситуацию. Народ же не к месту начинает вспоминать о какой-то «справедливости» и о каких-то даже «законах», особого пиетета к которым он до этого момента почему-то не испытывал.
К тому же это в какой-нибудь европейской или иной стране вы можете с коммунальными счетами на ваше имя в руках что-то кому-то доказать на предмет правомерности своих имущественных притязаний или притязаний на место проживания. Не то у нас: вы, мол, платили, потому что мы вам позволяли, а теперь мы передумали.
Короче, распоряжением Лужкова и его общенародно любимого московского правительства в 1990-х годах на тех землях образовался парк «Москворецкий». Природоохранная зона практически.
Если вам как-нибудь в жизни «повезет» оказаться со своими постройками на том месте, где по воле власти образуется вдруг природоохранная зона, то вам можно только посочувствовать. Причем все ведь делается по законам. Постановлениями московского правительства и подконтрольной ему городской думы можно двигать туда-сюда границы этих самых зон. И бывали случаи, когда такие границы двигались куда надо и всем было от этого только хорошо. В этом смысле «Речнику» совсем не повезло: его жителям категорически отказывались оформлять возведенные постройки в рамках так называемой «дачной амнистии» (которая есть то еще хождение по мукам и никакой амнистией никогда на практике не станет, если на то не будет милости местного начальства), отрезали свет и все прочие блага коммунального счастья. Они были обречены. Не то что соседний коттеджный поселок и спортивная база отдыха, аффилированная с ФСБ (хотелось бы посмотреть, как лужковские бульдозеры посмели бы ломать чекистские постройки), которые оказались вдруг на долгосрочно арендованных землях, то есть на законных основаниях. Таковы, опять же, законы.
Жители «Речника», видимо, до последнего думали, что и они сумеют договориться с хмурой для них действительностью и немилосердными чиновниками. Наверняка ведь искали ходы. Не нашли. Не смогли перебить по цене, чаще всего говорят в таких случаях в нашей стране. Они надеялись, что как-нибудь удастся проскочить и закрепиться на буквально золотых сотках недвижимости, счастливо доставшихся в далеких 50-х годах. Но такие «хэппи-энды» бывают только в голливудских фильмах, и то не всегда. По сути, на их стороне нет ведь ни одного закона в том виде, как они существуют и применяются в нашем городе, а есть лишь отчаянная апелляция к общественности, политикам, Общественной палате и к тому факту, что, мол, власти Москвы явно злоупотребляют практикой двойных стандартов. И что с того? Как будто у нас никто нигде не злоупотребляет двойными стандартами.
Может, это все, конечно, и поможет, но разве что временно, да и то уже не тем, чьи постройки успели снести. Потому что ведь когда и кого у нас спасали возгласы про то, что, мол, «почему им можно, а мне нельзя?». Паскудность избирательного правоприменения в нашей стране никогда не была препятствием для такого именно правоприменения. А против такого правоприменения у нас никто особо никогда не восставал.
Так что — таковы наши законы. И правила. И нравы. И всех они превосходно устраивают, и никого они особенно не возмущают, и никто против них даже и не думает протестовать или даже громко ими возмущаться — ровно до тех пор, пока в его собственное окошко на втором этаже любимой фазенды не постучится бесцеремонно ковш экскаватора или в спальню не влетит чугунная «баба» для крушения жилищ. Вот только тогда и начинается активность, рассылаются письма на деревню дедушке Зюганову или Жириновскому, а то и посты в видеоблог президенту Медведеву. Начинается, прости господи, гражданская активность. А то и целая политическая! Бывает, доходит и до крайности: люди выходят на улицу! На ту самую улицу, где они до сих пор с недоумением наблюдали лишь отдельные протесты «отдельных отморозков» из числа отчаянно непонятно с чем несогласных или заполошных «чудаков-правозащитников». Простой обыватель никогда не может заподозрить, что и он ведь при очень определенных обстоятельствах может оказаться уличным протестующим. И напротив него тоже может оказаться ОМОН с дубинками. И на него тоже будут взирать с недоумением те, кого его личная беда в данный конкретный момент ну никак не касается. И потому — не колышет.
И отчего это вдруг начинается возмущение прежде такого уравновешенного стабильностью бытия мозга? И открываются вдруг глаза на окружающий и всегда живший по понятиям мир. И открывается вдруг людям, что Москвой правят отнюдь не ангелы и что у этих «неангелов», за которых они всегда столь весело и задорно голосовали, есть, оказывается, вполне конкретные бизнес-интересы, которые, вот, понимаешь, какая незадача, пришлись как раз перпендикулярно вашей спокойной и подчеркнуто аполитичной обывательской жизни.
А когда милым аполитичным обывателям кто-то до этого сокровенного момента пытается внушить, что они-де должны как-то поучаствовать в институциональном обустройстве ну хотя бы городской жизни, побудить их хотя бы как-то протестовать против воровского беспредела зарвавшихся управленцев, то они, как правило, отмахиваются: политика, мол, не для нас, это низко, мы ею не интересуемся.
Такие термины, как «правовое государство», «демократия», «выборы» давно с пренебрежением осмеяны, на них жирно поперек поставлен крест надписью «все равно ничего не изменишь». А если кто горячечно, к примеру, предлагает сковырнуть какого градоначальника, то на это чаще всего следует неизменный «рассудительный» ответ: мол, придет новый, еще не наворовавшийся, и он будет точно хуже, чем предшествующий, поэтому не надо ничего менять.
Обывателю все время, до последнего момента кажется, что он-то уж как-нибудь сумеет договориться, выторговать себе свою маленькую и очень отдельную «дачную амнистию», так сказать, в частном порядке. Как видим, это получается далеко не всегда.
Все равно ведь ничего не изменишь, говорите? Видимо, да. Видимо, уже поздно. И именно поэтому поодиночке нас всех снесут.