«Блэкаут» и пришельцы

Как ни противно это покажется многим, но более всех по-людски из многочисленных чиновников, «засветившихся» на московском «блэкауте», вел себя как раз тот, которого общественное мнение моментально назначило во всем виноватым, – Чубайс. Он, по крайней мере, публично извинился за происшедшее. А сам по себе факт публичного извинения (то есть проявления некоей человеческой черты) по нынешним временам для российского политика или чиновника – случай просто из ряда вон. Не принято это, видите ли, у них — перед быдлом лебезить. Скажем, я что-то не припомню, чтобы в аналогичной ситуации (устроив «монетизаторский блэкаут») кто-то извинился бы в минувшем январе перед пенсионерами. Или перед ветеранами войны, которые из-за устроенной по поводу юбилея Победы пафосной чиновничьей суеты не могли встретиться друг с другом на традиционном месте – Театральной площади.

В основном эти отношения – между чиновниками, даже и всенародно нами избранными, и нами, их всенародно избравшими — в основном подпадают под стилистику отношений, скажем, инопланетян и аборигенов. Или, если кому это сравнение покажется слишком фантастическим, отношения оккупантов и оккупируемых аборигенов же.

Нет, речь вовсе не идет о том, что чиновники все сидели сложа руки и ничего не делали по преодолению последствий техногенной аварии. Делали. Создали штаб. Вывели на улицы автобусы. Вывели из метро десятки тысяч людей. Запустили генераторы в больницах. Где они вообще были. Никто не погиб, слава богу. И вообще система сработала. Казалось бы, грех жаловаться.

Не хватало, в сущности, всего лишь какой-то ерунды. Но именно эта вот ерунда в такие моменты и определяет, едины ли «народ и партии», в смысле, власть и население. Или же они – сами по себе, с разных планет. Где высшая раса (пришельцы) по мере сил проявляют регламентированную заботу о низшей расе (аборигены), не считая при этом особенно нужным ни информировать аборигенов о том, что, собственно, делается в деталях, ни вообще как-либо взаимодействовать с ними по скорейшему преодолению последствий случившегося. Потому как глупые они, эти аборигены, неразумные, а еще скандальные, эгоистичные, мелочные и корыстолюбивые.

Вот, скажем, выводят людей из метро – организованно, без паники. Но почему-то никто не считает нужным, точно это бараны какие-то безмозглые, объяснить им, что, собственно, происходит. Наилучшее воплощение это пренебрежительное чванство получает, конечно же (и как всегда), в лице милицейских работников, которые наиболее употребительными словами в данном случае в общении с «баранами» считают термины «проходите», «не стойте», «не мешайте». Верхом откровений в эти часы было «объяснение» типа: «Что пристали, не знаете что ли, что метро не работает».

Та же категория пришельцев аналогичным образом вела себя в те часы в бесчисленных московских пробках на дорогах. Каждый водитель по своему опыту отлично знает, где на его привычном маршруте всякий день случается пробка. Знает он также, что в это самое время он не найдет на этом месте активно машущего жезлом и пытающегося выправить ситуацию гаишника. Они, как правило, точно хищники джунглей, выползают на дорогу уже вечером, когда свободно и можно полакомиться теми, кто превышает или нарушает, выхватывая их из поредевшего потока. Ровно все то же самое происходило и в эти часы «блэкаута».

Московские власти в основном были заняты увлеченным поиском виновных. Они тотчас же находились – в лице, разумеется, все того же Чубайса и руководства «Мосэнерго», на которое у московских властей уже давно свои виды, которые оно теперь надеется воплотить в явь. Однако никто из городских властей не удосужился оповестить население о том, что, собственно, происходит – ну, например, с помощью громкоговорителей, которых, на случай войны, у нас припасено еще с незапамятных времен огромное количество. А действительно – чего там оповещать, видят же, что метро не ходит и транспорт тоже, сами все и поймут. Или знакомые скажут по мобильнику. Никто из московских властей также не обратился, скажем, с «гуманитарным» призывом – подвозить тех, кто попал в особенно трудное положение (стариков, инвалидов и пр.). Вот уж – наивность полная: ждать от них такого обращения.

Никто также не информировал в подробностях, что происходит в тех или иных частях города – где конкретно есть электричество, где нет, какие ветки метро открыты, где скопились наибольшие пробки, какие супермаркеты закрыты, а какие нет, где уже все заработало, а где заработает через час-два, и т. д. Многие из этих просветительских функций взяли на себя частные FM-радиостанции. Некоторым из них потом досталось даже от строгих властей – мол, сеют панику.

Что касается общения властей с аборигенами, то оно, как правило, ограничивалось скупыми и смурными заверениями, что, мол, все делается, власти работают. Остальное – не ваше дело.

Временами вообще казалось, что вся организационная активность была в основном адресована даже и не столько вообще этим глупым аборигенам, сколько одному конкретному человеку в стране, гостившему тогда на юбилее писателя Шолохова в станице Вешенская.

Появившись на телеэкране в окружении сонмища мух и мошкары, человек тот тоже по-своему отозвался на энергетический кризис, сурово дав понять, что во всем виноват Чубайс. До всяких прочих сюсюканий с электоратом он тоже опускаться не стал.

И действительно, чего там рассусоливать – дали ж им свет-то в конце концов. Пусть и скажут спасибо.

Говорим: спасибо вам большое, благодетели вы наши, свет вы наш единственный в окошке. И что бы мы без вас делали!