Почему не любят русских

Чем сильнее мы собачимся с мелкими соседями, тем более болезненной и мелочной выглядит эта перепалка. И чем более болезненно и запальчиво мы огрызаемся, тем смелее на нас тявкают со всех сторон.

Почему?

Почему вдруг, к примеру, так раззадорились тбилисские политики, заведя вздорный рыночный базар с такими же — российскими? Несмотря на то, что их страна зависит от нас, скажем, в поставках энергии, несмотря на то, что они со всей очевидностью могут нарваться на ощутимые для Грузии санкции. Несмотря на то, что ведь они-то точно знают и помнят: это они сами к нам попросились чуть более 200 лет назад, спасаясь от геноцида со стороны мусульманских соседей. Несмотря на то, что наши этносы никогда не разделяла ни политическая вражда, ни даже банальная бытовая неприязнь (каковая разделяла, скажем, русских со многими другими этносами, входившими в состав СССР).

Только ли потому, что их якобы подстрекает вездесущая Америка? И на самом ли деле она их подстрекает, как и всех других, осмелевших вдруг и поднявших голос на прежде могучую империю, а ныне просто большую страну, с совсем неочевидным результатом борющуюся не то что за восстановление прежнего сверхдержавного статуса, но хотя бы за признание себя в качестве региональной супердержавы. Но борющуюся как-то странно, не веря ни в себя, ни в собственное будущее, ни в собственные силы, не зная, куда она идет, зачем идет и почем ей встанет этот путь. Только ли потому, что Москва вполне двулично поддерживает южноосетинских и абхазских сепаратистов? Она, к примеру, по отношению к оккупированному Карабаху тоже не вполне определилась – она за «национальное самоопределение вплоть до отделения» или за «территориальную целостность». А ни Баку, ни Ереван пока такого, слава богу, еще себе не позволяют. Пока.

Почему, как нам кажется, нам так откровенно хамят прибалты, которые, конечно же, к нам вообще не просились? Особенно хамят вогосударствленные латыши. Но они ведь так не хамят западным наследникам Тевтонского ордена, вырезавшим их во многие разы больше, чем потом сослало НКВД. Только ли потому, что те наследники теперь намного богаче, чем немощные потомки рядовых и нерядовых чекистов и смершевцев?

Мы ведь, наверное, понимаем, что не только поэтому, и, наверное, именно понимая это, раздражаемся все сильнее, превращая тщедушную по сравнению с нами Латвию едва ли не в главного государственного врага. Их «исторические» притязания на разные там репарации за оккупацию, не говоря уже о подобострастии ко всему эсэсовскому, конечно же, довольно противны и даже убоги. Но на этом фоне наши с ними «дипломатические войны» — все ведь всерьез, все всерьез — тоже довольно-таки напоминают какую-то странную фантасмагорию. Например, арест и высылка незадачливых журналистов за то, что те фотографировали железнодорожный полустанок (помнится, именно такие объекты были нашим главным секретом во времена СМЕРШа и отсутствия аэрокосмической фотосъемки).

Почему они, как нам опять же кажется, вызывающе чествуют бывших эсэсовцев и гнобят наших военных ветеранов, запрещая им носить их политые кровью ордена? Пусть даже они считают их оккупантами, но, припомним, есть ли где-либо еще в мире страны, где настолько же по-животному гнобили бы бывших оккупантов (колонизаторов) более чем полувековой давности? Нету таких стран. Так только ли в факте якобы «оккупации» тут дело?

Почему от нас стали воротить нос даже хохлы, некогда составлявшие неотъемлемую, а временами даже одну из самых влиятельных частей имперской элиты? Только ли потому, что они хотят быть на полшага ближе к Европе?

Почему даже общеевропейский изгой Лукашенко отнюдь не стремится под наше крыло, гордясь своей от нас нескрываемо раздражающей Москву самостоятельностью. И даже полунищие, пребывающие под постоянной угрозой атак исламского фундаментализма среднеазиатские режимы не просятся, как некогда, под нашу защиту?

Иными словами, почему вдруг почти повсеместно в мире, где только вообще знают про место на земле, где находится Россия, так с новой силой невзлюбили русских? И ведь не только в СНГ, которое в свете такой вот всеобщей к нам – почти уже презрительной – нелюбви впору честно распустить, да все как-то боязно кое-кому прослыть соавтором «второго Беловежского сговора». Но и почти повсеместно в Европе – что в Восточной, что в Западной. Где свое пренебрежительное презрение и нелюбовь скрывают сладенькими политкорректными улыбками и пространными рассуждениями о том, что, мол, «вы такие уж какие-то особенные, совсем не такие, как мы все». И за этим вот «не такие, как мы все» скрывается не умиление некоей этнокультурной «русско-папуасской» экзотикой, а всего лишь те же нелюбовь и презрение.

И почему даже отчаянные, страшно дорогостоящие, хотя столь же страшно неуклюжие попытки наладить государственно-имиджевый пиар нашей родины наталкиваются лишь на плохо скрываемое презрение к нашим государственным пиар-усилиям, которые оттого кажутся еще более неуклюжими и оказываются нынче менее эффективными, чем даже в наизастойнейшие времена СССР?

Можно было бы еще тут долго перечислять всяческие факты и проявления такой вот к нам нелюбви – как к государству в целом, так и к отдельным его представителям-гражданам. Как на государственном уровне, так и на уровне простом, обывательском. Они и так известны каждому, каждому свои и всем вместе – хотя бы из телевизора, из общения в иноземных консульствах или заграничных землях, из прочих информационных источников.

Так же каждому из нас на самом деле отлично известно, что все эти вопросы отнюдь не риторические. Ибо на них есть ответы. Вернее, на них есть один общий на все ответ. И мы его знаем на самом деле, только не хотим в этом признаваться. То есть мы на самом деле прекрасно знаем – почему.

Ответ этот прост и банален.

Потому, что мы не любим себя сами. И не уважаем себя сами. Просто оглянитесь вокруг – как мы живем, что мы позволяем делать с нами, в отдельности и со всей нацией, собственным чиновникам (гнобить в тупых, бессмысленных очередях в присутственных местах, в пробках на дорогах в ожидании, когда они проедут под своими проблесковыми маячками, разговаривать с нами через губу, вообще не разговаривать и ничего не объяснять про свое бесстыдное спесивое хамство, быть на деле абсолютно бессердечным и безразличным к тем же ветеранам — что своим, что живущим в Прибалтике и пр.), как мы сами относимся к себе равным и подобным, к своему и чужому труду, а также к той части так толком и не обустроенной нами суши, которой «посчастливилось» оказаться нами занятой – и вы увидите этот самый ответ, почему.

Мы не можем ответить сами себе на очень простые вопросы: куда идем, что строим, с кем мы (с Европой или Азией, или вообще ни с кем), что нам дорого в этом мире, что мы ценим, а что ненавидим? Мы не можем определиться с собственной историей и праздниками, со своим местом в мире (нельзя же считать таким определением бесконечную и почти уже бессмысленную дипломатическую распальцовку по всякому даже самому мелкому поводу). Мы сильно путаемся в системе нравственных ориентиров, которые почти уже скрыты в густом тумане никем за пределами наших границ не понимаемой и не воспринимаемой в качестве нормального образа жизни какой-то полукриминальной каждодневной бытовухи.

Так что грузины, латыши с эстонцами, страстбургские общеевропейцы и прочие наши многочисленные нелюбители – это всего лишь, по сути, наше зеркало. И чем сильнее мы с ними собачимся, тем становится очевиднее им и всему миру: мы все менее способны заняться толком сами собой, приведением в порядок собственных дел, созданием того нового, чем мы могли бы гордится сегодня, а не воротя голову минимум на 60 лет назад.