Цивилизация
По некоторой информации, первые публичные свидетельства о наличии у администрации США чрезвычайного плана спасения финансового рынка появились после того, как к министру финансов Полсону и главе Федеральной резервной системы Бернанке пришли руководители двух инвестиционных банков — Solomon Brothers и Morgan Stanley. Это произошло сразу после того, как «грохнулся» Lehman Brothers, а Merryll Lynch подвергся внезапному и неприятному (потому как задешево) поглощению. Известно лишь то, что инвестбанкиры попросили власти ограничить краткосрочные сделки на бирже — с тем чтобы вошедшие в раж игры на понижения спекулянты не утопили два оставшиеся на плаву инвестиционных банка. Полсон, сам в прошлом работавший на не последней должности в Solomon Brothers, разумеется, внял совету. Чуть позже в масс-медиа просочилась информация о том, что в те дни американский фондовый рынок был примерно в 30–40 минутах от того, чтобы упасть в один момент сразу на треть. Наверное, когда-нибудь об этом будут написаны мемуары (а в Америке с этим дело обычно долго не затягивается), хотя нет никакой гарантии, что в этих мемуарах будет написана вся правда о произошедшем.
Такая правда на фоне драматических, масштабных и даже современникам кажущихся историческими событий обычно оказывается какой-то обыденно циничной. Обычно также она оказывается какой-то мелкой: и выясняется по прошествии времени, что вот из-за какой-то ерунды заварилась большая каша. А могла бы, мол, и не завариться.
Например, в эти дни в связи с 15-летием расстрела российского парламента многие непосредственные участники в своих воспоминаниях вольно или невольно выдают то прискорбное обстоятельство, сколь сильно подвержены были тогда действия главных участников воздействию сиюминутных, субъективных, сугубо личностных обстоятельств. Отчего ответ на вопрос «а могло ли все пойти по-другому?» так и остается неясным. И еще более туманны ответы на вопрос «а куда, собственно, все могло пойти?».
Впрочем, применительно к рынку к действиям людей неизбежно примешиваются субъективные соображения не столько идеологического, сколько материального характера. И всегда найдутся те, кто может начать задавать неудобные вопросы: к примеру, почему начали спасать одних, а не других, по каким критериям вообще определяются кандидаты на спасение, ну и так далее.
Первоначально план спасения американской экономики в том виде, в каком он поступил в конгресс, умещался на двух страничках. Если бы у конгрессменов на носу не висели перевыборы, то они, наверное, оказались бы сговорчивее под напором администрации. Но на фоне широко распространенного в обществе недоумения — «а почему, собственно, нужно за счет налогоплательщиков спасать погоревших на бирже спекулянтов?» — многие с первого захода проголосовали против. Затем в план было внесено первоначально отсутствовавшее там положение об ограничении бонусов для топ-менеджеров компаний, «плохие долги» которых подлежат выкупу государством, добавлены гарантии частным вкладчикам (теперь правительство гарантирует возврат вкладов в каждом банке независимо от числа счетов в разных банках на сумму до 250 тысяч долларов по каждому счету вместо нынешних 100 тысяч), а общий объем документа вырос более чем в 20 раз. Он был одобрен сенатом, а затем уломали и палату представителей.
В целом идеология плана вызывает опасения: прежде всего непонятно, почему нужно спасать банкротов и не дать им обанкротиться. Однако предусматриваемая процедура «выкупа» стала намного более прозрачной, чем изначально планировалось, она предполагает привлечение гораздо большего числа участников для принятия компетентного решения, которое, надо надеяться, окажется менее коррупционным, чем могло бы.
До сих пор все действия российского правительства по борьбе с докатившимся и до нашего «острова стабильности» (как еще сравнительно недавно называли российскую экономику) кризиса укладываются в пожарные меры, принимаемые в срочном порядке и в довольно узком кругу. При этом мы еще с меньшей вероятностью, чем американцы, узнаем когда-либо, кто к кому приходил на прием в трудную минуту, кто кого брал за локоток и просил пособить ему, как «социально значимой структуре», силами государства. Не узнаем мы и того, кто из наших аналогов американских инвестбанков лихорадочно сбрасывал акции своих клиентов, опекаемых в рамках так называемого доверительного управления, внося тем самым свой посильный вклад в общее обрушение рынка. Можем лишь догадываться и питаться слухами с рынка. Слухи, разумеется, никто ни проверять, ни расследовать не будет. Не такие наши нравы, чтобы тратить драгоценное время на какие-то «пустопорожние» и уж тем более гласные парламентские расследования.
И уж, конечно, совсем неуместным является вопрос о том, кто из клиентов программ доверительного управления был в той или иной мере причастен к выработке тех или иных государственных финансовых решений. Финансовый рынок вообще не любит огласки. И наш финансовый рынок не любит огласки в особенности. К тому же у нас нет закона об инсайде, а само понятие «конфликта интересов» регулируется на практике лишь совестью чиновников, успешно совмещающих частный бизнес с государственным, и совесть эта практически не просыпается до тех пор, пока ее не начинают домогаться те, кому данный конкретный чиновник перешел дорогу и у кого из-под носа увел не положенный ему куш.
Ну хорошо, пожарные меры приняты, в суете, в спешке, а дальше что? В смысле, сколь широк будет круг тех, кто будет вырабатывать и принимать решения по урегулированию ситуации, которая уже сегодня довольно непроста, а завтра может стать кризисной? А самое главное, как быть со стратегией экономического развития, с модернизацией страны в резко ухудшившихся условиях? Ведь проблемы страны, увы, не исчерпываются проблемами РЕПО и межбанковского рынка, они куда глубже. Они системны и запущенны. Вольно, конечно, предоставлять в трудную минуту отдельным банкам (кем и как, по каким критериям отбираемым?) кредиты без залога, но как быть, кажем, в целом с образованием, деградировавшим хуже некуда? Кто-нибудь отважится широко обсудить перспективы пенсионной реформы или пенсии вскоре придется отменить? Ну и так далее…
Институционально практически все решения у нас сосредотачиваются, по сути, внутри одной лишь исполнительной власти. Представить себе нынешний российский парламент в роли структуры, способной самостоятельно выработать хоть что-то экономически вменяемое, может лишь очень повредившееся идеализмом сознание. Орган этот может рождать громкие заявления, желательно на безошибочно-безобидные внешнеполитические темы, да штамповать спущенные из Кремля и правительства законопроекты. Сам же вышеозначенный блистательный институциональный дуумвират (правительство — Кремль), конечно, периодически может заказывать какие-то сторонние экспертные исследования и испрашивать советы отдельных вхожих «за зубцы» игроков рынка, однако системной такую работу называть трудно. Во-первых, она никак не институционализирована и зависит от благорасположения и любознательности отдельных высоких чиновников. Во-вторых, нынешний уровень экспертного сообщества по мере общего упадка науки и образования деградировал даже по сравнению с советскими временами. Многие эксперты специализируются скорее по «распилу» грантов, чем по своей непосредственной тематике, а их «экспертиза» не представляет собой ничего выдающегося, кроме банального пиара заказчика. В-третьих, в стране нет совершенно никаких общественных предпосылок для того, чтобы экспертные решения вырабатывались на конкурентной основе при более или менее гласном их обсуждении, что могло бы существенно повысить качество принимаемых решений.
Общая картина ментальной и институциональной готовности «во всеоружии встретить» надвигающийся финансовый кризис в результате представляется весьма печальной. Не говоря уже о задачах развития и модернизации стратегического порядка.
Остается уповать лишь на то, что некие собравшиеся с циничными мыслями ушлые дяди с Уолл-стрит, хоть как-то опасающиеся не наших, а тамошних избирателей и масс-медиа, как-нибудь разрулят создавшийся (не без их непосредственного участия, разумеется) бардак, а тем самым и нам помогут.
Сколь бы это ни показалось многим противным и даже унизительным.
