Цивилизация
Следующие десять лет изменят промышленную индустрию
— Bosch только что презентовал подключенный автомобиль, который вы называете машиной будущего (интервью состоялось 27 апреля после ежегодной пресс-конференции Bosch в Штутгарте) — она умеет двигаться на автопилоте, самостоятельно парковаться после высадки пассажира, заводится по отпечатку пальца и, самое главное, может общаться со своим владельцем, сообщая ему всю необходимую информацию. Насколько отдалена от нас сегодня эта новая реальность?
— В течение следующих десяти лет мы станем свидетелями наиболее волнующих изменений в промышленной истории из всех, что происходили за последние 200 лет. Интернет определяет новые правила игры, он делает возможным сегодня множество таких вещей, о которых в прошлом мы могли только читать в научно-фантастических романах. Одна из этих вещей — это машина, которая, как уже сообщил мистер Деннер (Фолькмар, председатель правления Bosch. — «Газета.Ru»), полностью электрическая, подключенная и автономная. Когда это случится? Электрические автомобили уже появились, но пока они слишком дороги.
Мы ожидаем существенного прорыва в ближайшие восемь-десять лет, в результате которого электрические машины станут доступными, то есть их цена станет сопоставимой с дизельными автомобилями и моделями, работающими на бензине. Тогда потребители будут иметь выбор.
И дальше этот сегмент будет расширяться все больше. Это важно для покупателей: потребитель захочет поменять обычный автомобиль на электрический, только если цена будет примерно одинаковой, а объем батареи достаточный. Минимальный объем — 200–250 км на одну зарядку. Тогда этот рыночный сегмент будет расти быстро и, возможно, получит господдержку.
Следующий момент — автономность автомобиля. Эту идею уже начали реализовывать, но лишь частично — чтобы обеспечить полную автономность машине, в частности, нужны более детальные карты местности. Возможно, уже к 2018 году вы сможете купить машину, которая будет ехать на автопилоте по скоростным автобанам, например. Вам не надо будет ничего делать, хотя вы должны будете по-прежнему сидеть за рулем и включаться в процесс по необходимости. Но для того, чтобы совсем снять с машины руль, понадобится больше 20 лет.
Третий элемент — связь между автомобилями. Например, вы ведете машину, и ваш автомобиль понимает, что на дороге лед, а в пяти километрах позади вас едет другой автомобиль, соединенный с вашим через облако. Ваша машина может передать ему эту информацию, чтобы он снизил скорость, а водитель внимательнее наблюдал за опасным участком дороги. Это уже скоро будет реализовано.
— Мы сможем на таких машинах использовать разные виды топлива или только электричество?
— Конечно, мы вовсе не думаем, что через десять лет все машины будут электрическими. Возможно, вам нужны будут разные типы автомобилей, и у вас, например, их будет два: один для города, другой для поездок на более протяженные расстояния, на вашу дачу в двух сотнях километрах от Москвы, — одна будет дизельная, другая электрическая. В конце концов, это решит рынок — никто точно не может предугадать, что будет наиболее популярным у потребителей. Вероятно также, что через 20–30 лет все машины будут электрическими.
— Когда я во время пресс-конференции запостила фото машины на Facebook (владелец компания Meta признана в России экстремистской и запрещена), один из моих друзей спросил, не взломают ли хакеры эту машину, полностью управляемую через интернет?
— Мы делаем все, чтобы эта система была недоступна для хакеров. Например, в машине фактически оборудованы две системы, абсолютно автономные друг от друга: одна предназначена для развлечений, а другая управляет основными системами автомобиля. Туда встроено столько девайсов, что мы верим в то, что система в безопасности.
— Вы отвечаете за работу Bosch в Африке, Европе, России и Средней Азии — насколько разнятся приоритеты компании в этих регионах? Мистер Деннер отметил, что до настоящего момента у компании было два основных направления деятельности: автомобильные системы и бытовая техника, но теперь появились еще два: мобильные решения и «умные» дома.
— Направления бизнеса и приоритеты — это немножко разные вещи. Один из наших приоритетов сейчас — это сделать все наши электронные продукты связанными, будь то мобильные решения, бытовая техника, промышленная продукция или строительство, технологии безопасности. Это востребовано в Европе. В Африке ситуация обстоит несколько иначе.
Я чувствую, что Россия, может быть, не так развита в сфере цифровых технологий, как Америка. Но, с другой стороны, это может измениться. Я исхожу из предположения, что изменится.
Вернулись с небес на землю
— В России экономический спад. Как это влияет на ваш бизнес, изменило ли это какие-то ваши планы, в частности, на заводе в Самаре по производству автокомпонентов, который открылся в прошлом году?
— Да, у нас там реализовано меньше, чем было запланировано. Проблема возникла из-за того, что мы переоценили мощность российской экономики. Пять лет назад у нас были далеко идущие планы, исходящие из предположения, что Россия будет развиваться гораздо лучше, чем получилось на самом деле.
Последние три года вернули нас с небес на землю, к суровой реальности, которую я не хочу комментировать, но результат такой, что в прошлом году наши продажи снизились до уровня пяти-шестилетней давности. В 2015 году мы достигли уровня примерно 2009–2010 годов (489 и 667 млн евро соответственно, согласно статистике компании).
Мы потеряли много лет, и теперь восстановление займет столько же времени, сколько мы потеряли, быстрого роста мы больше не ждем. Когда рост начнется, я не знаю, в этом году — точно нет. В следующем году — возможно. Что будет с нефтяными ценами, тоже сложно предсказать.
Но я вижу, что проблемы России с инвестициями вытекают из недостаточных темпов индустриализации. Например, нам очень сложно найти российских поставщиков, а если мы вынуждены импортировать компоненты, то мы теряем все преимущества по цене, связанные с локализацией производства в России. Поэтому сейчас сложно работать.
Но, с другой стороны, давайте будем позитивными. Россия — большая страна с населением больше 140 млн человек, и, конечно, в ней много молодых людей, которые располагают ресурсами, чтобы воплотить свои мечты. Саудовская Аравия на прошлой неделе объявила, что хочет достичь независимости от нефти до 2030 года. Мы знаем, что это означает — мы идем в мир, в котором нефть не будет больше играть большой роли. Если сейчас вы основываете экономику на нефти, у вас проблема. Может, не в ближайшей перспективе, но в среднесрочной, долгосрочной точно. А может, уже даже и в краткосрочной.
Поэтому России надо задуматься, в чем ее сильные стороны. Индустриализация может стать одним из направлений. А пока, с моей точки зрения, мы можем рассчитывать лишь на медленное восстановление.
У нас уже сделано много инвестиций в Россию, на самом деле много, и мы не намерены прекращать свою деятельность, просто пересмотрели некоторые цифры. Если восстановление пойдет быстрее, то и мы скорее нарастим свои объемы производства и продаж.
— Как именно изменились планы по нашей стране? Это был отказ от каких-то потенциальных проектов или пересмотр объемов?
— Одно из изменений касалось Самары — мы планировали очень большие инвестиции в строительство завода, и сейчас, хотя мы завершили строительство, мы запустили не так много производственных линий, как планировали. Там могло быть гораздо больше, но сейчас автомобильное производство в России сжимается и спрос на запчасти тоже. Поэтому мы запустили только производство ABS (система, предотвращающая блокировку колес при торможении) и ESP (программа электронной стабилизации автомобиля) и планируем постепенно добавлять новые продукты.
Но в целом у нас много направлений деятельности и много планов, например, в Санкт-Петербурге, они касаются различных технологий: и электрических инструментов, и автомобильных решений — это не изменится.
— И вы не видите в будущем серьезных рисков?
— Видим, конечно. Мы уже ощутили на себе, как воплощаются в жизнь большие риски, за последние три года. Это началось в 2013 году, и в 2015 году достигло пика. И, конечно, нам приходится балансировать, мы повышаем цены.
Нас ограничивают и снижающийся спрос, и высокие ставки по кредитам. В конечном счете покупательная способность населения сокращается, поэтому наши объемы производства снизились, я бы сказал, на 30–40% по сравнению с 2013 годом, и это серьезный вызов.
Наращивать цены все время — это прекрасно, но если вы хотите быть конкурентоспособными, сохранить производство и рабочие места, то объем производства надо наращивать. Поэтому мы надеемся, что хотя бы 2017 год станет первым годом восстановления, вот только пока я не вижу к этому предпосылок, если честно, и опасаюсь, что мы и в следующем году увидим стагнацию. Надеюсь на лучшее — это очень важно для нас.
Лучшее, что правительство может сделать, — это позаботиться о россиянах
— Как вы думаете, что может правительство предпринять сейчас, чтобы облегчить жизнь вашей компании и другим инвесторам в нашу экономику?
— Я думаю, что самое лучшее, что может сделать правительство, — это позаботиться о благосостоянии российского народа, чтобы поддержать спрос, чтобы люди могли покупать дома, машины и то, что мы продаем для них, — готового рецепта, как именно это сделать, у меня нет. Если говорить о бизнес-климате, то он действительно улучшился за последние десять лет, но сейчас это не главная проблема. Еще десять лет назад было очень сложно, и даже процесс переговоров с чиновниками был сложнее, сейчас все стало намного легче, но теперь на передний план вышли экономические проблемы.
— Еще один вопрос о безопасности ваших инновационных решений. Здесь на выставке Bosch продемонстрировал инновационные технологии для «умных» домов — электронная система открывания окон, дверей, отопления, все автоматизировано и взаимосвязано. Но что, если по каким-то причинам отключается электричество, — не останется ли дом незащищенным, а человек беспомощным с этими инновационными системами?
— Я не знаю, как часто блэкауты случаются в России, но если это происходит, то, конечно, следует начать со строительства надежной инфраструктуры. Я бы не стал внедрять такие технологии в регионах, где часто бывают перебои с электричеством, скорее всего, это преждевременно.
— То есть самые последние ваши инновационные разработки предназначены лишь для самых развитых стран?
— Для такой продукции мы, конечно, рассматриваем в первую очередь регионы, где нет проблем с электричеством. В регионах со слабой инфраструктурой мы можем реализовывать другие продукты: электрические инструменты, но не разработки для автономных «умных» домов. Последние инновации требуют высокого развития инфраструктуры, но это может разниться и внутри страны — в России, возможно, они подойдут для Москвы. И в Африке тоже есть бедные города и богатые — Лагос, например. Поэтому вопрос лишь в том, в скольких городах может возникать спрос на такую продукцию.
Китайцы больше не проблема
— Не увеличит ли внедрение таких технологий в одной части мира технологическое отставание в других регионах? Когда одни люди живут все лучше и лучше, а другие, по сравнению с ними, хуже и хуже, беднее и беднее — не спровоцирует ли это новый всплеск политических, миграционных проблем?
— Статистика показывает, что число бедных людей в мире сокращается каждый день. Хотя разница в уровне жизни в разных регионах мира, конечно, сохраняется. И это говорит нам о том, что мы должны также разрабатывать доступные решения. Но это не вопрос подключения, вопрос лишь в том, могу ли я произвести холодильник за 100 евро или только за 300 евро? Поэтому мы постоянно развиваем нашу концепцию для потребительского рынка. Например, у нас есть дорогие инструменты для профессионалов, есть дорогостоящее производственное оборудование для богатых стран — Германии, Японии, Франции, США. Это полностью независимое подразделение.
Но и другое независимое подразделение, базирующееся в Китае, и оно производит такие же продукты — для развивающихся рынков — Китая, Индии, Индонезии, Африки и России также. Эти продукты другие, они дешевле, более доступны, и бизнес-модель у них другая, это касается и розничных продаж, и обслуживания — все другое. Но вы правы, если мы посмотрим на картину в целом, то увидим, что универсального решения для всех не существует. Что мы хотим сделать, так это обеспечить нашей продукцией не только средний класс в развитых странах, но и средний класс в развивающихся странах, чтобы быть доступными. Но решения в этой сфере очень быстро достигнут и развивающихся рынков — в первую очередь Китая, а затем и других.
— Еще один вопрос — о соотношении цены и срока службы товаров, особенно бытовой техники. Складывается ощущение, что за последние двадцать лет холодильники, чайники и стиральные машины стали все раньше выходить из строя. Какой срок службы оптимален, работаете ли вы над его увеличением или приоритетом считаете снижение цены, чтобы люди могли просто приобретать новые вещи чаще?
— Состоятельность продукта на рынке всегда определяется тем, насколько он оправдывает ожидания потребителя. И срок службы — это не всегда вопрос качества.
Если вы покупаете холодильник, вы держите в уме определенный срок его работы и в соответствии с этим выделяете определенный бюджет на покупку. Если мы обеспечим вам только половину ожидаемого срока службы, наша стратегия не будет успешной. Мы не хотим обманывать вас, продать вам вещь и убеждать. Главный вопрос — сколько лет работы вы ожидаете от вашей стиральной машины, например?
— Порядка десяти лет, наверное.
— Значит, у вас такой план, но он еще может измениться. Иногда люди говорят: «Если развитие продукта будет существенным, я могу поменять модель быстрее. Я владею этой стиральной машинкой только пять лет, но теперь я вижу классную новую модель, которая намного эффективнее, — ну, ладно, так уж и быть, куплю новую».
С другой стороны, повышать срок службы техники сверх ожиданий сейчас бессмысленно — технологии развиваются очень быстро каждый год. Конечно, вы не будете каждый год менять стиральную машину, поэтому нужен компромисс — он, да, находится где-то между семью и десятью годами срока службы. За это время технологии существенно продвинутся.
— Видите ли вы сейчас проблему контрафактной продукции, сталкиваетесь ли с подделками?
— Это было большой проблемой лет 20 назад — с тех пор очень многое изменилось. Мы делаем все, чтобы защитить нашу интеллектуальную собственность, и достигли в этом больших успехов. У нас оставались проблемы в этой сфере в основном в Китае лет 10–15 назад, но даже там это уже не беспокоит нас.
— Можно ли сказать, что вы уже победили в борьбе за интеллектуальную собственность?
— Да. Я жил около пяти лет в Китае, китайцы очень гордятся своим умением блестяще копировать продукцию — например, в рисовании, вы никогда не найдете разницы между оригиналом и копией. Но когда навыки людей достигают такого уровня, что они могут сделать настолько же хорошую продукцию, как оригинальная, у них тут же возникает желание сделать собственный продукт. Как дети учатся ходить — сначала они копируют вас, но когда научатся — разве они следуют за вами? Нет. И такие компании в Китае были созданы, например, в области электрических инструментов. Они начинали с изготовления подделок, но когда научились — нашли свой путь. А те, кто не нашел, быстро прекратили свою деятельность.
— А те, кто научился производитель собственную продукцию, стали вашими конкурентами?
— Да, почему нет? Но только некоторые. Поэтому это нас не беспокоит, а иногда даже помогает.