Цивилизация
— Механизм создания ликвидационных фондов обсуждается. Ранее вы говорили, что компании могут обязать перечислять в этот фонд 7% от фактических затрат на ликвидацию объектов обустройства месторождения. Этот процент отчислений — уже утвержденный показатель?
— Пока нет, мы обсуждали данный вариант на заседании правительственной комиссии по вопросам ТЭК в сентябре.
Отчисления должны обеспечить будущие затраты на ликвидацию объектов инфраструктуры и рекультивацию нарушенных земель в полном объеме. В зависимости от вида полезного ископаемого, от применяемых технологий, от сроков реализации проекта будут различны и затраты на ликвидацию, которые могут составить, по нашим оценкам, до 7% от капитальных затрат на строительство данных объектов.
Если проект ликвидации потребует меньших денег, компании будут отчислять меньше. Понадобится по проекту больше — будут копить больше.
Однако, отмечу, накапливать средства предприятиям придется столько, сколько нужно.
Мы хотим сделать схему формирования ликвидационных фондов более гибкой — за счет того, что будут применяться не только денежный эквивалент платы в фонд, но и ряд других мер. Например, гарантии материнской компании.
Недропользователи сейчас больше всех волнуются. Для них пока вопросы ликвидации не являются приоритетными. Это понятно — прибыль от проектов нужно показывать сейчас, а ликвидацией заниматься только через несколько десятков лет. Но если о необходимости сформировать ликвидационный фонд не задуматься сразу, есть риск того, что разбираться с будущими экологическими проблемами придется нашим детям, уже в отсутствие необходимых средств. К слову сказать, мировая практика разработки месторождений полезных ископаемых идет в основном по пути формирования таких фондов начиная с самых первых этапов разработки месторождений, когда размер регулярных отчислений в ликвидационный фонд не оказывает существенного влияния на экономические показатели проекта.
— Видимо, влияет ухудшение макроэкономической ситуации.
— Не только. Это тема сложных взаимоотношений.
— Если судить по последним предложениям об изменении экологического законодательства от Минприроды, то можно предположить, что планируется существенное увеличение нагрузки на промышленные предприятия. Это так?
— Все инициативы, которые мы выдвигаем и сейчас дорабатываем, направлены на повышение рационального использования природных ресурсов и экологической эффективности хозяйственной деятельности, в том числе недропользования. Мы усиливаем меры административного регулирования в отношении крупных природопользователей, вынуждая их модернизировать предприятия и переходить на экологически чистые технологии, при этом снимаем излишние барьеры для других участников экономической деятельности. Влияние этих мер на экономику будет весьма значительным. Но ведь это инвестиции, которые бизнес должен вкладывать в развитие своих же производств, повышая при этом собственную конкурентоспособность.
Одновременно для повышения мотивации вводится система экономических стимулов экологической модернизации предприятий.
Необходимо также создать механизмы, используя которые, у компаний появился бы стимул проводить рекультивацию нарушенных земель, утилизировать отходы, проводить ликвидационные работы.
Мы сейчас занимаемся вопросами увеличения размера платы за негативное воздействие на окружающую среду, повышением ставок платы за пользование водными ресурсами.
Сегодня ставки по экологическим платежам минимальные, они практически не индексировались с 2004 года. Для того чтобы бизнесу стало выгодно проводить мероприятия, направленные на снижение выбросов, сбросов, переработки и использования отходов, плата должна быть сопоставима с этими затратами. Поэтому экологические платежи должны быть существенно выше, чем сейчас.
При этом мы развиваем механизм возмещения природоохранных инвестиций в счет платы за негативное воздействие. Этим механизмом уже сейчас могут пользоваться предприятия коммунального водоотведения и недропользователи, сокращающие выбросы попутного нефтяного газа.
— Вы говорите, что ставки не повышались с 2004 года. Минприроды выступало за повышение несколько раз в течение последних пяти лет. Что мешает? Кто выступает против — в правительстве, среди промышленных предприятий?
— Разумеется, компании, особенно те, которые имеют «грязное» производство, не заинтересованы в повышении ставок. Это ведь ежегодные затраты, которые напрямую влияют на экономику предприятия. Если у компании нет долгосрочной стратегии развития производства, она всеми способами будет стараться уйти от увеличения платежей, продолжая использовать «грязные» технологии производства.
Мы считаем, что экологические платежи могут быть увеличены в три раза, в итоге сборы предприятий составят 100 млрд руб. в год. Очевидно, что введение таких платежей — непростое решение, окончательно оно будет принято не раньше первого квартала 2014 года.
Нами был подготовлен и внесен в правительство проект постановления по повышению ставок за пользование водными объектами. Мы предложили повысить в 2014 году ставки в 2,3 раза, получив в бюджет в общей сложности 24 млрд руб. В 2015 и 2016 годах ставки платежей будут увеличиваться соответственно уровню инфляции. Наше предложение было в целом поддержано. Однако с учетом принятых правительством РФ решений по тарифам нам было поручено скорректировать проект, предусмотрев более плавное повышение ставок.
Сегодня мы также обсуждаем варианты повышения платежей за пользование лесным фондом. В любом случае это повышение будет способствовать более рациональному, более внимательному отношению к лесным ресурсам, чем сейчас.
— Разрабатываете ли меры по стимулированию компаний выполнять условия лицензионных соглашений?
— Сегодня недропользователи объективно испытывают сложности в разработках месторождений, поскольку в ряде регионов отсутствует необходимая инфраструктура.
Мы планируем в проектной документации на разработку месторождений более конкретно прописать обязательства недропользователей, обозначить необходимое количество показателей, которые компании должны выполнять. Эти документы будут использоваться для контроля за исполнением условий лицензий, на них будет ссылка в лицензии. В самих же лицензиях пропишутся только ключевые обязательства недропользователей, исполнение которых зависит не от наличия или отсутствия необходимой инфраструктуры, а от личного отношения пользователя недр к эксплуатации недр, являющихся государственной собственностью.
Таким образом, если у недропользователя появится необходимость внесения изменений в лицензию, например, из-за задержек в строительстве инфраструктуры, то он будет обращаться не за изменением лицензии, а за изменением в этой документации. То есть вести переговоры не с чиновниками, а со специалистами, которые занимаются проектной документацией. Это своего рода снижение административного давления на бизнес.
Но при нарушении ключевых условий выполнения лицензий мы без всяких сожалений будем инициировать их досрочное прекращение.
— Когда эти изменения вступят в силу?
— Сейчас мы хотим провести своеобразную амнистию по лицензионным соглашениям на Дальнем Востоке.
У нас есть поручение провести проверку всех лицензий в этом регионе в течение 2014 года. Мы будем предлагать изымать действующие лицензии, по которым работа или не ведется, или ведется с существенным отставанием от сроков.
Соответственно, рассматриваем возможность учитывать этот фактор при внесении изменений в лицензионное обязательство.
Компании, которые занимаются разработкой месторождений твердых полезных ископаемых на Дальнем Востоке, получают льготу по НДПИ при условии выполнения ими лицензионных обязательств. Предприятия, которые их не выполняют, теряют возможность пользоваться этой льготой. Фактически это мера экономического воздействия, которая может быть распространена на всех недропользователей, имеющих льготы.
Подобный подход сейчас активно обсуждается. На мой взгляд, такая позиция государства — когда мы экономически мотивируем недропользователя к выполнению лицензионных обязательств, а не просто отнимаем у него лицензию — более адекватна.
— Есть ли примерные оценки того, сколько лицензий на Дальнем Востоке может быть отозвано?
— Говорить об этом преждевременно.
Могу сказать, что ежегодно на Дальнем Востоке отзываются около 10% лицензий. По примерным оценкам, 100 лицензий в год. В регионе недропользователи сами часто отказываются от права пользования участками недр.
— Уже сейчас есть понимание того, насколько возрастет нагрузка на промышленные компании, которые будут оплачивать эти платежи по повышенным ставкам?
— Все будет зависеть от конкретной компании. Если говорить о платежах за пользование водными объектами, то сейчас, например, максимальные затраты несут энергетики — они платят до 2% от операционных расходов за год. В металлургической отрасли этот показатель составляет менее 1%.
— Если говорить про стимулирование геологоразведки в Восточной Сибири, планируете ли вы предложить меры, которые заинтересуют компании ею заниматься?
— Прежде всего мы планируем ввести налоговые вычеты затрат на геологоразведку из НДПИ. Мы предлагаем установить их на уровне до 60% от фактически понесенных компанией затрат. Упомяну также актуализацию лицензий и возможное лишение льгот в случае их невыполнения. Отработав эти меры на Дальнем Востоке, мы можем применить подобный подход и в Восточной Сибири. Также мы ведем работу по упрощению порядка предоставления недр в пользование: на завершающей стадии пилотное внедрение в геологоразведку так называемого «заявительного принципа» — когда компании будут вправе получить заинтересовавший их участок для геологического изучения без излишних проволочек
— Сейчас из-за сланцевой революции в США, в частности, активно обсуждается вопрос о перспективах разработки сланцевых месторождений в России. Есть ли планы по стимулированию российских компаний к освоению трудноизвлекаемых запасов?
— Когда мы говорим о трудноизвлекаемых запасах, мы имеем в виду в первую очередь месторождения в Западной Сибири, содержащие отложения баженовской свиты. В рейтинге Международного энергетического агентства Россия занимает первое место по оценке объемов запасов нетрадиционных углеводородов именно за счет этих горных пород, которые содержат, по оценкам МЭА, около 10 млрд тонн нефти. Российские специалисты считают, что цифра занижена и может составлять от 20 млрд до 40 млрд тонн.
Безусловно, освоение месторождений трудноизвлекаемой нефти выступит неким драйвером реализации отечественных крупных инновационных проектов. В перспективе именно такие месторождения будут составлять значительную часть будущей добычи углеводородов в России. Сама жизнь заставит компании заниматься освоением этих ресурсов. Просто потому, что у нас больше половины всех запасов можно отнести к трудноизвлекаемым. Могу сказать, что все иностранные компании, с которыми мы общались, ориентируются на то, чтобы развивать в России проекты, связанные с такими запасами.
Сейчас Роснедра активно занимаются подготовкой к переходу к практической фазе освоения трудноизвлекаемых залежей. В частности, планируется создать несколько полигонов по отработке технологий трудноизвлекаемых углеводородов с участием государства и компаний, путем государственно-частного партнерства. Отмечу, что мы рассматриваем варианты, при которых государство будет участвовать в финансировании напрямую, а не через механизм госгарантий.
