— Давайте начнем с замедления экономического роста, которое в последнее время наблюдается в России. Как вы считаете, с чем оно в первую очередь связано? Это происходит в основном из-за внутренних или скорее внешних причин?
— Никаких особых внутренних причин для ускорения или замедления экономического роста я не вижу. На самом деле проблемы, с которыми сейчас столкнулась Россия, характерны для всех стран БРИКС и других развивающихся стран.
Первая причина, по которой в течение последних лет в мире и развивающихся странах, в том числе России, наблюдался экономический рост, — это быстрый рост Китая и соответствующее увеличение спроса на сырье. Все остальные развивающиеся страны просто следовали тенденции. Сейчас эта волна сошла на нет, и стимулы для роста тоже пропали.
— А в чем заключается вторая причина наблюдавшегося роста?
— В наличии огромного количества дешевой ликвидности, часто под нулевые процентные ставки, которую получали в Соединенных Штатах и в Европе. Соответственно, у людей, привыкших к этим деньгам, стояла задача каким-то образом использовать всю эту ликвидность, чтобы она приносила доход. Поскольку деньги стоили очень дешево, инвесторы были готовы практически на любой риск в погоне за доходностью. И они шли на рынки развивающихся стран. Поэтому эти рынки, в том числе и российский, очень быстро росли.
В начале сентября, когда ФРС намекала о возможном сокращении объемов программы валютного стимулирования, во-первых, резко поднялись процентные ставки; во-вторых, и сами управляющие спешили покинуть фондовые рынки развивающихся стран, включая российский. Именно поэтому, находясь на другом берегу Атлантики, мы наблюдаем только сами процессы — падение спроса и отток капитала.
Мы думаем, что это как-то связано с внутренними причинами, но на самом деле это не так. Мы лишь одно из звеньев мировой финансовой системы. И то, что происходит сейчас, на 80% обусловлено внешними процессами.
— То есть вы полностью исключаете влияние внутреннего фактора?
— Небольшая доля влияния внутренних процессов, конечно, есть. И в целом я бы назвал эти процессы скорее негативными, чем позитивными, потому что
экономическая модель, которая сейчас выбрана Россией, — это переход к некой модели государственного капитализма, в рамках которой основную часть экономики образуют государственные компании и государственные монополии. И это не самая эффективная модель, если основываться на исторических данных, согласно которым наилучший рост экономики обеспечивает развитие средних предприятий, частного бизнеса, класса предпринимательства.
Они более мелкие, более гибкие, более инновационные, стабильные и надежные. Грубо говоря, это как в любой компании: если у вас есть один клиент, который делает 90% вашего оборота, вы очень сильно рискуете. С другой стороны, если у вас 50 клиентов приносят 70–80% оборота, ваши позиции более стабильны. В случае ухода нескольких таких клиентов, вы будете себя чувствовать уверенно. Это также приводит к перекосу в мотивации.
— В чем тогда должна заключаться роль государства?
— Государство должно брать на себя роль арбитра, который следит за тем, чтобы экономические участники играли по определенным им правилам, чтобы каждый игрок рынка, действуя согласно им, приносил пользу обществу. Эту функцию можно эффективно выполнять лишь в том случае, если у самого государства нет никакого интереса на поле. Как только появляется один из игроков, который симпатичен арбитру, сразу же начинаются перекосы — там ему снисхождение, там более выгодный контракт.
Нынешняя форма государственного капитализма приводит к конфликту интересов, и это действует во вред экономическому росту и развитию экономики в целом.
— Получается, что в ближайшее время перспектив по изменению нет, поскольку на внешних рынках ситуация негативная и государство не собирается брать роль объективного арбитра. То есть, по вашему мнению, перспективы для России плохие?
— Перспективы не мрачные, а, скажем так, не такие радужные, как в последние несколько лет. Вообще говоря, в России ситуация сейчас намного лучше, чем у других стран БРИКС. Бразилия и Индия находятся в худших условиях — их платежный баланс отрицательный, а у нас он все-таки положительный.
Отрицательный платежный баланс в этих странах приводит к тому, что его чем-то надо компенсировать, из-за чего есть перекосы в государственном бюджете, а также очень высокий уровень госдолга. Фондовый рынок у них не очень развит, поэтому у них остается только вариант — увеличение долга. Однако, поскольку брать долг на долгосрочный период сейчас дорого, им приходится использовать краткосрочные предложения. В этом смысле Россия отличается от всех этих стран тем, что, во-первых, наш продукт — нефть — находится на хороших ценовых уровнях, и платежный баланс в целом положительный. Соответственно, это не заставляет правительство срочно получать внешние кредиты, и мы чувствуем себя спокойно.
Кроме того, мы видим, что на самом деле руководство страны очень оперативно реагирует на ситуацию. Например, в одном из своих выступлений президент Владимир Путин заявил, что правительство видит, что доходы бюджета падают, и соответственно будет корректировать расходную часть. Такая адекватность и своевременность радуют. Радует то, что для рубля и для фондового рынка это, скорее всего, приведет к позитивным результатам. По крайней мере, мы не будем уходить в такие крайности, в которые уходят другие страны БРИКС.
Кроме того, как бы кощунственно это ни звучало, ситуация вокруг Сирии и иранской ядерной программы нам на руку. К примеру, около года назад США убедили Израиль не принимать никаких агрессивных мер в отношении Ирана и его ядерной программы и договорились пытаться достичь решения мирными целями, экономическими санкциями. Год прошел, но результата нет. Терпение у Израиля на исходе. Если вдруг Израиль опять начнет воинствующую риторику, цены на нефть, я думаю, очень быстро поползут вверх. И
если начнутся активные военные действия, цена на нефть может в течение суток удвоится.
Соответственно, Россия окажется в выигрышной ситуации.
— Конечно, не хотелось бы такого развития событий.
— Это так, но сам факт наличия этих очагов напряженности так сильно воздействует на конъюнктуру рынка, что у России могут быть радужные перспективы.
— Вы говорили, что руководство нашей страны оперативно реагирует на ситуацию, урезает бюджетные расходы. Но как вы считаете, в первую очередь надо сокращать расходы на социальную сферу или, может быть, на оборонку?
— Я изучаю ситуацию в Греции и Испании и понимаю, что чрезмерное наращивание расходов на социальную сферу, особенно когда оно обгоняет реальный экономический рост, будет действовать в ущерб. Социальные блага должны быть заработаны. Все должно быть сбалансированно. Потому что такая ситуация, как в той же Греции, где люди получали 15 зарплат в год и при этом зарплаты и социальные льготы в госсекторе были выше, чем в частном секторе, ненормальная, такого быть не должно. Я надеюсь, у нас до таких крайностей не дойдет.
Что касается военной сферы, то, по крайней мере, в Соединенных Штатах все устроено таким образом, что военная сфера стимулирует развитие научно-экономического прогресса. Все самые передовые новинки, которые потом толкают практически всю мировую экономику, появляются сначала в армии Соединенных Штатов. Например, интернет, GPS, сотовая связь — все это изначально разработки ВС США. В России я такого не замечал. Но тем не менее в принципе так должно быть.
Если проводить параллель с автомобилестроением, есть «Формула-1», и участники этого соревнования по улицам не ездят, но именно там появляются все самые передовые разработки и технологии, которые потом переходят в массовый сектор. Таким образом, если под вложениями в военный сектор имеется в виду именно научно-технический прогресс по американской модели, новые разработки, передовой край науки, то я двумя руками за, потому что это даст конкурентное преимущество и нашей армии, и нашей экономике. Если же под вложениями в Вооруженные силы вы имеете в виду производство еще миллиона автоматов, разработанных полвека назад, то, конечно, нет.
— Как вы считаете, расширение границы колебаний бивалютной корзины и снижение стоимости рубля поможет экономическому росту?
— К экономическому росту это не приведет. К финансовой стабильности — да. Это расширяет поле для маневра, чтобы в случае чего Центробанк мог отреагировать и иметь какой-то запас прочности.
Экономический рост достигается, например, созданием конкуренции, укреплением защиты прав собственности, созданием свободных финансовых рынков, которые позволят финансировать новые проекты, укреплением средней прослойки бизнеса. Эти меры приведут к долгосрочному экономическому росту, а манипуляции с валютами, как мы видим на примере многих стран, — нет.
— Но вы все-таки считаете, что девальвация будет?
— Я думаю, этого не избежать, особенно учитывая, что отток иностранного капитала из России сейчас активизировался и причин для остановки его я не вижу.
Стоимость валюты — это всегда баланс между спросом и предложением. Сейчас спрос падает, предложение, возможно, тоже будут ограничивать, но вряд ли Центробанк будет успевать за спросом. Единственный рыночный механизм в этом случае — обесценивание.
— Как сейчас ведут себя частные инвесторы?
— Российский фондовый рынок сейчас проходит через период изменений. Я вижу, что многие российские инвесторы забирают свои деньги из российских брокеров и переходят к иностранным брокерам. Появляются новшества, которые не всем понятны. Кроме того, люди все больше понимают, что
российский фондовый рынок по сути является сырьевым фондовым индексом.
Посмотрите на наши «голубые фишки», в основном это производители нефти и газа. А все остальное — лишь инфраструктура для создания этого, банки и машиностроение. То есть фактически это фондовый индекс нефтедобывающих, нефтегазодобывающих корпораций России.
Люди это понимают и в поиске альтернативных путей инвестирования уходят на западные фондовые рынки, и особенно на американский. Потому что если посмотреть на экономическую ситуацию по всему миру, то самые яркие перспективы роста — у Соединенных Штатов. И кроме того, те российские клиенты, которые открывают счета в России, уходят от товарно-сырьевых фьючерсов и валют, которые их интересовали раньше, и обращаются к акциям американских компаний.
— У вас есть примерные цифры о количестве людей, которые уходят на американские рынки? Насколько увеличился интерес к вложению в иностранные инструменты?
— Точной статистики нет, но я бы сказал, что по сравнению с прошлым годом интерес к американским акциям увеличился где-то наполовину. Интерес инвесторы начали проявлять сразу после Нового года.
— Когда эти инвесторы могут вновь обратить свои взгляды на Россию?
— К нам деньги вернутся в двух случаях. Во-первых, если инвесторы опять начнут гоняться за высокой доходностью. А за высокой доходностью они начнут гоняться, когда у них снова появятся дешевые деньги или когда будут полностью исчерпаны возможности инвестиций на своих рынках.
Во-вторых, когда мы у себя создадим привлекательные, эффективные и прозрачные рынки и на этих рынках появятся интересные компании для инвестирования. Но этот процесс может затянуться на много лет.
А вот первый процесс может развиваться очень быстро, буквально в течение нескольких месяцев. Интересным решением может стать интеграция российского рынка с европейским фондовым рынком.
— Не могли бы вы подробнее рассказать про эту идею?
— При создании еврозоны одна из ключевых проблем заключалась в том, что в каждой стране был свой фондовый рынок. Соответственно, и возник вопрос, как эти фондовые рынки можно интегрировать в один. Была создана структура, которая занялась урегулированием финансовых рынков, которая распространила эту систему на все страны еврозоны. Таким образом, были налажены механизмы инвестирования, допустим, польских денег — в Чехию, чешских денег — во Францию, немецких денег — в Грецию.
Не всегда из этого получались хорошие результаты, как мы видим на примере Греции, Италии или Испании, но это уже было вызвано другими причинами, а именно единой валютой и, соответственно, отсутствием возможности девальвации локальной валюты в случае проблем с платежеспособностью. Но в целом механизм оказался очень эффективным.
И почему бы теперь не интегрировать в эту же схему и российский рынок? Тогда нам будет намного проще обеспечить доступ российских инвесторов к европейским компаниям и европейских инвесторов к российским компаниям. Это может создать эффективный противовес американскому фондовому рынку.
— Недавно глава мегарегулятора Сергей Швецов заявил, что мы будем настраивать процесс регулирования, чтобы в первую очередь поддерживать российского инвестора. Как вы считаете, насколько это правильно?
— Я понимаю логику: нужно сделать так, чтобы ориентировать российский фондовый рынок больше на российского инвестора, но я с этим не совсем согласен.
Собственно, в чем отличие между российским инвестором и, допустим, датским инвестором? Если и тот, и другой хочет покупать акции российских компаний, почему для одного это должно быть проще, а для другого — сложнее?
Если датский инвестор хочет купить акции какой-то компании, пусть переводит деньги российскому брокеру, конвертирует их в рубли и вкладывается. Я не понимаю, зачем создавать искусственные препятствия.
Более того, мне кажется, что сейчас основной проблемой, которую необходимо решить, является привлечение инвестиции на наш рынок.
Судя по динамике Агентства по страхованию вкладов, сейчас люди делают очень много вкладов, причем это бывают очень высокие суммы — от 700 тыс. и выше. Таким образом, наблюдается такая тенденция, что люди стараются сохранить деньги, а не рисковать.
Сейчас время благоприятствует инвесторам, нацеленным на сохранение накоплений, или спекулянтам? Такой вопрос задает практически каждый клиент.
С учетом того количества ликвидности, которое было закачано в экономику, понятно, что рано или поздно за этим последует высокая инфляция и валюты начнут обесцениваться. Поэтому держать деньги на депозитах — это, наверное, сейчас самая рискованная стратегия, и не потому, что банк разорится или лопнет, а по причине грядущих изменений в системе страхования вкладов. Сейчас в России по депозитам предлагают ставки примерно на уровне 10%. А если инфляция будет 20%? Вы за ней не угонитесь. Покупательная способность ваших сбережений будет просто таять на глазах.
Поэтому сейчас, наверное, не самое лучшее время для того, чтобы держать деньги на депозитах или вообще в наличности, лучше их переводить в товарно-сырьевые фьючерсы или в фондовые индексы или вкладывать в золото.
— Золото тоже сейчас немножко проблемный актив, цены на него падают. Вы действительно думаете, что сейчас хорошее время вкладывать деньги в золото?
— До этого оно долгое время росло в цене, и снижение было временным. Когда Кипр загнали в угол и предложили изъять деньги у клиентов своих банков, правительство Кипра сказало: а, собственно, почему мы должны отбирать деньги у своих вкладчиков? У нас есть золотовалютный запас, часть которого можно продать. И как только они это заявили, золото резко снизилось на 13%.
Хорошо, что этого не произошло, ведь, учитывая спекулятивную позицию, которую держат люди через производные инструменты, рынок бы рухнул. Может, поэтому Кипру и не дали осуществить свои угрозы. В конечном счете они не продали ничего, насколько я знаю.
И в будущем золото вернется на прежние позиции.
— Если подытожить все, что вы сказали, как будет развиваться экономическая ситуация в России в ближайшее время?
— Я думаю, что, как только мы увидим возрастание активности по приватизации, уменьшение роли госкомпаний и переход от государственного капитализма к рыночному, тогда можно будет говорить о росте. И 2%, максимум 3% роста — это все, чего можно достигнуть в ближайшие годы.