Цивилизация
— Следите ли в за состоянием банковского сектора в России? Как повлиял переход Банка Москвы в госсобственность на российскую банковскую систему?
— Насколько я представляю ситуацию, в стране сейчас госбанкинг: семь ведущих банков являются государственными, что, по сути, нонсенс и неразумное расходование государственных ресурсов. Первый негативный момент такой ситуации заключается в том, что уничтожается и вырождается частный финансовый сектор, поскольку госбанки могут использовать государственные ресурсы и господдержку и являются более конкурентоспособными.
Частный банковский сектор вынужден идти на более рискованные операции и, соответственно, получать больше потерь. Лучшие из заемщиков обслуживаются в госбанках.
Второй негативный момент: госбанкинг сложился именно как один из способов передела собственности. Поскольку после кризиса многие компании оказались обременены долгами, были вынуждены брать крупные кредиты и оставлять залоги, госбанки диктуют им свои условия, большая часть частных компаний может перейти формально под контроль государства. А неформально они уже под госконтролем.
Еще один негативный момент — огромные злоупотребления со стороны менеджеров госбанков, принимающих решения об условиях кредитования. Не секрет, что многие руководители крупных промышленных холдингов просиживают часы в приемных госбанкиров, пытаясь договориться о возможностях перекредитоваться. Результат — растрачивание госденег, стимулирование неэффективности, передел собственности, прямое вознаграждение отдельных госбанкиров. Хотя последние цифры показывают, что год складывается для банковского сектора удачно и по активам, и по прибыльности, но, повторяю, очень много рискового кредитования, что в момент ухудшения конъюнктуры негативно скажется банковском секторе.
Что касается Банка Москвы, это был один из шагов по установлению госконтроля. Захват был проведен с использованием правоохранительных органов, по команде политического руководства страны и лично господина Медведева. Это история уже с бородой.
— Некоторое продолжение все же имеется. Вы не в курсе, на каком этапе находится процесс урегулирования задолженности офшорных компаний — заемщиков банка Москвы перед ВТБ? Остались ли среди них аффилированные с вами? Каковы сумма задолженности?
— Я не контролирую эти компании, поэтому сказать, продолжаются ли эти процессы, мне сложно. В момент, когда я был отстранен от руководства банка решением следствия и суда, эти компании, по моим данным, имели достаточно активов, чтобы расплатиться с банками. Что происходило потом, мне известно уже по неофициальным источникам. Из «словесной» дыры, которую менеджеры ВТБ обнаружили в банке Москвы, они активно создают реальную. И все это для того, чтобы оправдать выделение госпомощи в $10 млрд. Я весной обратился к генпрокурору с заявлением, чтобы было расследовано, как, на каких условиях и почему банку ВТБ такая помощь была предоставлена.
— Сохраняете ли планы по вхождению в ВТБ с миноритарным участием?
— Что касается приобретения акций ВТБ, единственной сильной стороной этой организации является очень сильная господдержка. И, пока инвесторы покупают обязательства этого банка, они покупают риск России.
Сейчас ВТБ демонстрирует интересную бизнес-модель: он регулярно получает деньги у государства или ЦБ, «эффективно» их расходует и под предлогом кризиса, спасения банковской системы или еще какого-то обращается за новыми средствами.
У такой инвестиции есть только потенциал снижения стоимости, а не повышения. В принципе, в этой организации можно было бы сделать много хорошего. Это гигантская и очень рыхлая структура, и во многом те дочерние компании, которые банк создает, — не более чем удовлетворение личных амбиций г-на Костина. Если вы, например, посмотрите на филиал банка «ВТБ Капитал» в Лондоне, то увидите там перед входом огромный российский флаг. Вы себе представляете, чтобы Goldman Sachs вывесил американский флаг? Это наводит на грустные мысли. Непонятен смысл наличия здесь крупного подразделения группы ВТБ, которое занимается выдачей кредитов российским клиентам — для этого нет необходимости ехать в Лондон, либо второй вариант — проведением спекулятивных операций на средства акционеров. У российских банков нет шансов стать глобальными игроками, особенно на рынке инвестиционных банковских услуг.
— А участие в качестве миноритария для влияния на ситуацию в банке по примеру Алексея Навального не рассматриваете, вы с ним не консультировались?
— Нет, с Навальным мы по этому вопросу не советовались. Пока государство является на 75% акционером компании, никакой голос миноритария, как мне кажется, не будет услышан.
— Есть ли у вас данные о том, на каком этапе находится следствие против вас в России? Продолжаются ли допросы свидетелей?
— То, что происходит, иначе как абсурдом назвать нельзя. Я сам теряюсь в количестве дел, которые были возбуждены в России. Эти дела открываются тайно, ведутся тайно. Наш случай показывает, что и тайное следствие в России возможно. За теми делами, к которым мои адвокаты имеют доступ, я слежу. Вот, например, из последних данных по тому, с чего все началось, — «Премьер эстейт». В начале следствие подозревало, что неустановленная группа лиц похитила огромные деньги — около 15 млрд рублей. Когда эта группа лиц вдруг установилась, мне и моему заместителю господину Акулинину предъявили обвинения по 201-й статье — «злоупотребление полномочиями». В рамках этого обвинения суд нас заочно арестовал, отстранил от должностей, были в Москве арестованы мой дом и две машины. Потом следствие пришло к выводу, что это было «мошенничество», и статью переквалифицировали.
Основной посыл следствия заключался в том, что земля, которую заемщик Банка Москвы купил у г-жи Батуриной, не стоила и десятой части от того, что было заложено по кредиту. Недавно следствие заказало экспертизу по оценке этой земли. Не хочу сказать, что эта экспертиза не ангажирована, но даже эти околомилицейские эксперты не смогли оценить эту землю менее чем в 10 млрд рублей. Напомню, стоимость этой земли по договору между заемщиком Банка Москвы компанией «Премьер эстейт» и структурами Елены Батуриной составляла около 12 млрд рублей — разница меньше чем 20% между экспертной оценкой и уплаченной суммой.
В экспертизе интересно указание, что земля, которая находится в пределах Третьего кольца, недалеко от Поклонной горы, стоила меньше, чем земля в районе Ховрино. Для москвича очевидна разница. Но даже стоимость земли в Ховрино на 2009 год превосходила размеры этого кредита. А с 2009 года рынок недвижимости Москвы вырос на десятки процентов. Вся логика следствия — в утверждении, что кредит был мошенническим и земля не стоила столько, сколько за нее было заплачено. Я считаю, что мы вправе потребовать от следствия прекращения этого уголовного дела. Оптимизма, конечно, не питаю, но, во всяком случае, в цивилизованном суде это было бы основанием. Получается, что кредит был выдан в соответствии со всеми правилами банковского искусства и дело против нас строилось на пустом месте. А нас арестовали, арестовали имущество. В этой ситуации поневоле начинаешь думать, а не предъявить ли иск властям, которые пошли на такие шаги.
— Рассматриваете ли вы сами возможность судебного разбирательства в Лондоне?
— Да, в такой ситуации я совсем даже не исключаю, что мы предъявим иск к Российской федерации, чтобы компенсировать и моральный, и материальный ущерб за попытку нашего ареста и арест нашей собственности. В том числе в Лондонском суде. Вообще я для себя ничего не исключаю с точки зрения судебных разбирательств.
— Готовы ли вы оспорить сделки ВТБ по продаже принадлежавших вам активов, в частности алкогольного холдинга? Вы знаете, кому он продан?
— Нет, не владею такой информацией. Знаю, как это все происходило — приходили к гендиректорам этих компаний и говорили: «Делай то-то, иначе мы тебя посадим».
— Получаете ли вы предложения об урегулировании претензий со стороны правоохранительных органов России или посредников? Фигурируют ли требования вознаграждения подобных услуг?
— Посредники есть, были и будут всегда. В любой непростой жизненной ситуации появляется немало желающих небезвозмездно помочь. Другое дело, что я не собираюсь ни с кем договариваться.
Я считаю, что, будучи руководителем банка Москвы и одним из его основных акционеров, я не сделал ничего предосудительного. Вместе мы с моими помощниками выстроили один из лучших банков в России, и в этой ситуации договариваться о чем-либо и нелогично, и невозможно. Я уверен, что рано или поздно правда восторжествует и те, кто выступили с обвинениями в мой адрес, понесут наказание либо за незаконное уголовное преследование, либо за разворовывание имущества Банка Москвы, либо за получение госпомощи без видимых на то оснований.
Эти люди столкнутся с российской, а может быть, и не только российской Фемидой.
— В Россию собираетесь вернуться? Закрыта ли тема инвестиций в российские активы, сохраняются ли планы по покупке медийных активов в РФ?
— Любая моя инвестиция в России сейчас обернется отъемом этой собственности — это к гадалке, что называется, не ходи. Но рано или поздно я в Россию вернусь и, надеюсь, сделаю много полезного для России, где я родился, вырос и где бы я хотел, чтобы мои дети чувствовали себя спокойно и комфортно.
— Вы будете в дальнейшем простить политического убежища в Лондоне?
— Не хотел бы комментировать свой статус в Соединенном Королевстве по многим причинам, в том числе и потому, что я постоянно здесь проживаю.
— А недавний арест ваших счетов в швейцарских банках?
— Тоже не комментирую.
— В британской прессе сообщалось, что вы приобрели имение в английском графстве Беркшир за ₤140 млн (около $217 млн). Так ли это?
—Лично я ничего не приобрел.
— А где вы проживаете — в Лондоне, в самом городе?
— Я привык жить за городом в Москве и здесь тоже живу в деревне.
— Поддерживаете ли отношения с бывшими коллегами, с Юрием Лужковым и Еленой Батуриной?
— С Юрием Михайловичем общался в начале мая в Лондоне, и до этого несколько раз встречались. С г-жой Батуриной не общаюсь со времени моего приезда в Лондон. С Евгением Чичваркиным время от времени общаемся, знаю, что у него здесь свой винный стартап. Общаюсь сейчас с некоторыми людьми, чьи имена меньше известны, это те, кого я знал, еще будучи в России, с некоторыми из моих коллег, которые находятся в Лондоне. Из старых российских знакомых кто-то испугался и прекратил общение, кто-то, наоборот, считает делом принципа продолжать общение. Конечно, будучи в стране, обрастаешь и новыми знакомствами с местными аборигенами. Наше уголовное преследование, думаю, здесь в основном воспринимают с иронией.
— Чем занимаетесь сейчас, могли бы вы объявить о новых инвестиционных проектах за пределами России?
— Пока никаким бизнесом не занимаюсь, много времени отнимает деятельность российских правоохранительных органов. Вообще стремлюсь больше времени уделять себе, своей семье, своим хобби, начал играть в поло, катаюсь на монолыже. Какие-то идеи посещают, но решения конкретного нет. После длительного периода работы в России по 16 часов в день можно вполне позволить себе сбросить обороты.
— Расскажите о вашем текущем отношении к произошедшему с Банком Москвы. Нет ощущения, что что-то было сделано не так?
— В тактике, может быть, какие-то вещи можно было сделать по-другому. С точки зрения стратегии все было верно. С точки зрения оценки того, что происходило, я стремился к тому, чтобы не раскачать ситуацию в банке, рассматривал вариант спасения своих инвестиций. Эти две задачи нам удалось выполнить.
Нам, правда, не удалось сохранить банк как независимую структуру. Но здесь я себя не укоряю: что возможно, было сделано. Когда на уровне первого лица государства появляются соответствующие решения, и идут команды правоохранительным органам, и банк ВТБ используется как инструмент, то, конечно, противостоять воле царя в России невозможно.
Поэтому я думаю, что больших стратегических ошибок сделано не было, тактика в итоге большого значения не имела.
— Но вам выплатили деньги за пакет бумаг…
— Незаконным способом, с использованием всего административного ресурса, контроль над банком был забран и произошел отъем собственности. Я не собирался уходить из банка, видел будущее Банка Москвы как частного банка, а не как придатка госбанка, стоимость которого была разрушена. Незаконным способом, с использованием ресурсов правоохранительной системы, произошел отъем собственности. Заплатили только потому, что мы долго и успешно противостояли это атаке, не думаю, что там было желание чего-то платить нам. Я хотел дальше заниматься любимым делом и никуда уезжать.
— Повлияло ли переизбрание Владимира Путина президентом на инвестиционный климат страны?
— Думаю, от перемены лиц система не меняется. То лицо, которое ее выстроило, само является заложником этой системы. Как мне кажется, эволюционным путем поменять в России что-то уже невозможно. Тот климат, что сейчас в России, я бы обозвал словом «душно», надо проветрить. И это несмотря на то, что страна прошла относительно спокойно кризисные годы, не произошло краха банковской системы, промышленность, особенно экспортоориентированная, встала на ноги.
А в остальном все прекрасно понимают, что сложившаяся система нежизнеспособна, недолговечна. Если представить государство в виде дерева, то снаружи, на мой взгляд, оно выглядит как большая и красивая сосна, но внутри все уже давно съедено. Думаю, нас ожидают большие перемены.
Сегодняшнее состояние — состояние захода в тупик. Пример моего любимого банка ВТБ — классическое проявление этой системы в области экономики государственного капитализма, когда происходит неэффективное использования государственных средств для обогащения узкой группы лиц, я бы сказал, что это не единственный, а широко распространенный случай.
— Следите ли за судебными процессами в Лондоне отечественных олигархов, почему, как вы считаете, они предпочитают судиться здесь?
— Читал в газетах, в зал суда не ходил. Здесь шансы получить справедливое судебное решение намного выше, чем в России. Британская судебная система работает с тем, чтобы найти справедливость и восстановить ее, если она нарушена. В этом ее коренное отличие от российской системы, которая является зависимой и коррумпированной. Поэтому и судятся здесь. На мой взгляд, решение суда по Березовскому является в первую очередь заслугой самого Березовского. То, что говорил он в суде, и то, что представлялось в суд в качестве письменных доказательств, зачастую противоречило друг другу. В целом я считаю, что у Березовского были основания доказать свое акционерное участие в спорных активах; как мне кажется, на суде он сам себя перехитрил.
