Цивилизация
В понедельник из Москвы в Беслан приехала делегация Генпрокуратуры во главе с заместителем генпрокурора Владимиром Колесниковым. Комиссия будет проверять, как справилась со своей работой по расследованию прошлогоднего теракта другая комиссия, во главе с заместителем генпрокурора Николаем Шепелем. Пока замы показательно проверяют друг друга, «Газета.Ru» самостоятельно пытается восстановить картину происшедшего. Как известно, штурм школы начался после того, как ко входу подъехала машина с четырьмя спасателями. 3 сентября сотрудники так называемого спецназа МЧС, отряда «Цетроспас», подъехали к школе, где террористы удерживали заложников, чтобы забрать из здания трупы погибших от рук бандитов. Неожиданно раздался взрыв, началась стрельба. Сотрудник «Центроспаса» Дмитрий Кормилин был убит снайпером, пытаясь прикрыть своим телом коллегу Андрея Копейкина. Валерий Замараев получил ранение и длительное время лежал под огнем. Граната из подствольного гранатомета попала ему в грудь и не разорвалась.
Когда к раненым смогли пробиться коллеги-спасатели, было слишком поздно. Замараев умер в госпитале, на операционном столе. Он награжден звездой Героя России посмертно, Кормилин — орденом Мужества. В память погибших спасателей названа улица в городе Жуковском, на которой располагается их отряд «Центроспас»
Начальнику отдела медицинского сопровождения поисково-спасательных групп отряда «Цетроспас» МЧС Алексею Скоробулатову повезло: в него выстрелили пять гранат из подствольного гранатомета, лишь одна из них его легко ранила. Четыре с половиной часа он пролежал под перекрестным огнем. О подробностях события, за которым последовала стрельба и штурм, он рассказал корреспонденту «Газеты.Ru».
— Вы дружили с погибшими спасателями или впервые вышли в связке?
— Конечно, дружили давно. Валера работал в Югославии, работал во всех ЧС (чрезвычайных ситуациях — «Газета.Ru»). Последние ЧС были на Украине и в Архангельске, когда подъезд обвалился. Мне тяжело про него говорить. Он был начальником поисково-спасательного подразделения. Трудно назвать операции, в которых он бы не участвовал. А Дима — человек, который наладил водолазную службу в МЧС, ее никогда раньше не было отдельной. Он наладил ее и возглавил. Человек абсолютно спокойный, выдержанный. Человек, который умел обучать. Но он не только водолаз, но и спасатель. И все, что не связано с водолазной службой, все равно это его. Действительно, они были первыми ребятами.
— Когда вы прилетели в Беслан? Что делали эти три дня?
— Мы прилетели на первый день. В эти дни шла рекогносцировка так называемая. Выходили, смотрели с какого места можно подогнать технику для того, чтобы организовать спасательную операцию. Ходили, смотрели — где простреливается место, где не простреливается.
— Вас не предупреждали о штурме, не давали никаких планов, схем школы, чтобы было удобнее работать?
— Для меня это не первый теракт. Был теракт на Дубровке. Никого никогда не предупреждают — и правильно делают. Поймите, если кто-то будет знать о факте штурма, об этом будут знать все. Поэтому мы ничего не знали.
— Сколько всего было спасателей?
— Спасателей было человек 40–50, не больше. Это не считая тех медицинских сил, которые были задействованы. Был госпиталь, инженерные части.
— Место, где вы в итоге оказались перед самым штурмом, простреливалось?
— Несомненно. Но была договоренность, стрельбы не должно было быть. Поступил приказ из центра. Старшим был Валера Замараев, ему поступил приказ из центра, что, мол, надо четверо человек, чтобы забрать трупы. В штабе сказали, что на момент того, как мы будем собирать трупы и смотреть — может быть, кто-то из них еще в живых остался — стрельбы не будет. Замараев подошел и сказал, что мы с ним пойдем. Мы нисколько не колебались, любой бы пошел.
— Это ему в штабе сказали, что достигнута такая договоренность?
— Да.
— Но ведь часто бывает, что под прикрытием спасателей идет на штурм спецназ.
— Я так думаю, что боевики действительно боялись, что на операцию выйдут не спасатели, а как минимум работники ФСБ.
Они боялись и, в общем, не рассчитывали на то, что на операцию пойдут обычные спасатели. Они, конечно, дали добро, но, естественно, у них было недоверие. Но поехали именно четыре спасателя, и никого с нами не было.
— Как все дальше происходило?
— Нас посадили в грузовик. Андрей Копейкин был за рулем, Дима и Валера (Дмитрий Кормилин и Валерий Замараев) и я сидели в кузове. Я так понимаю, что была договоренность с боевиками, чтобы они удостоверились в том, что у нас с собой ничего нет. Поэтому мы с собой практически ничего не брали, даже пачку сигарет оставили, чтобы, не дай бог, из кармана ничего не выступало.
— Вы приехали и сразу вышли из машины?
— Да, и начали выполнять свою работу. Меня с Валерой посадили к забору и к нам приставили двух боевиков, которые стояли и, из окна за нами наблюдая, не сводили с нас пулеметов. Они сказали: «Двое работают, двое сидят перед забором, подняв руки, чтобы мы видели, что у вас в руках ничего нет». Сначала они попросили притащить своего убитого боевика, а потом разрешили забрать своих. Боевика мы потащили к центральному входу, они там уже сами забрали. Ребята туда не заходили.
Когда начали забирать первый труп и класть его в машину, мы увидели с Валеркой, что действительно тяжело ребятам затаскивать. Ну и дернулись.
Валера тому человеку, который в окне в маске стоял, сказал: «Что, говорит, мужики мучаются, давайте мы поможем». Он разрешил: «Идите помогайте, только аккуратно». Так мы положили первый труп.
Вдруг в метрах десяти от меня, с той стороны, где стояли частные машины, видимо тех людей, которые приехали на 1 сентября в школу, вышел боевик. Он вышел из центрального входа и подошел со стороны машин. Человек крикнул: «Ты, в очках, иди ко мне». Я от троих отделился и подошел к нему. Там стояла машина 99-й модели цвета сливы, а рядом лежал труп. Он говорит: «Переверни труп и поищи у него ключи от машины».
Я стал переворачивать труп. Ключи-то я увидел. Они в запекшейся крови валялись. Но он этого не увидел, он стоял от меня метрах в трех-четырех. Я сделал вид, что не заметил ключи. Перевернул труп и в этот момент, боевику, который за мной наблюдал держа наготове автомат, кто-то крикнул из окна: «Иди скорей сюда». Он посмотрел на меня, махнул рукой и побежал к центральному входу. И вот, не успел он добежать до центрального входа, как все началось. Раздался взрыв, началась перестрелка.
— То есть под прикрытием спасателей спецназ все-таки начал штурм? Об этом многие говорят.
— Нет. Штурм начался еще не скоро. До штурма я лежал еще часа полтора-два. Я завалился между машиной и этим трупом, они меня загораживали.
— Тогда что послужило поводом для начала перестрелки? По разным версиям, начали стрелять местные жители или силовики. Где оставались ваши коллеги, когда их настигла стрельба?
— Сложно сказать, стрельба началась сразу со всех сторон. Машина, на которой мы приехали, была в прямой видимости от меня, но ребят я уже не видел. Куда они пошли, почему — этого я уже не видел. Я посмотрел — их нет. И я завалился. Тем более, мне еще крикнули военные: «Ложись!»
— Откуда началась стрельба?
— Я не могу понять, откуда началась стрельба, поскольку со всех сторон начали стрелять. Одно могу сказать, что, когда рекогносцировка была, наши ходили в простреливающиеся места, и боевики стреляли первыми буквально на минимальное движение, какое только было. А если что-то произошло, у них действительно сразу крыша поехала и они начали стрелять куда угодно. А в ответ наши начали стрелять.
— Почему пожарные так поздно приехали? Свидетели в суде говорят о том, что они приехали поздно, более того, у них не было достаточного количества воды.
— Хоть я и лежал в простреливаемом открытом месте, пожарные подходили с другой стороны. Почему поздно и поздно ли — я сказать не могу. Много было машин, так же как и «скорой помощи» было очень много. Не знаю в отношении воды, но то, что они подъехали достаточно быстро, это я могу точно сказать. Начался штурм, буквально через 5–10 минут подъехали машины.
— Сколько времени вы так лежали?
— Сложно сказать. Часа четыре, четыре с половиной. Дело в том, что ползти было невозможно.
То место, в котором я лежал, все простреливалось насквозь, они меня забросали гранатами сразу из подствольника. Четыре или пять гранат упало, одна из них меня ранила осколком в спину.
Меня пытались вытащить ребята из 58-й армии. Они подогнали БТР, кричали мне: «Живой, не живой? Подними руку, если живой». Я руку поднял, они хотели БТР немножко вытащить на меня, чтобы я за него спрятался и ушел. Но только БТР вышел, его моментально подбили и он моментально ушел обратно. Они не смогли ничего сделать.
— Действительно танки начали стрелять по спортзалу?
— Танки я видел. Но это было потом уже, я так понимаю, что всех к тому времени уже вывели.
— Как вы оцениваете координацию работы в штабе?
— Координацию в штабе мне тяжело оценивать, я не такой высокий человек. Насколько я был в штабе, насколько с людьми разговаривал, координация была неплохая. Просто ситуация была сложная.
— Что вы можете сказать о расследовании событий в Беслане?
— Чем быстрее это расследуют, тем лучше. Надо людям все объяснить, разъяснить, рассказать, что было. Говорили о том, что будет по минутам все известно, но до сих пор ничего не известно. А этого бы очень хотелось. Я и сам давал показания.
