— На последнем заседании суда над Нурпашой Кулаевым вы пригрозили бойкотировать процесс, если до 1 сентября не будут сделаны объективные выводы из расследования. Что вы под последним имели в виду?
— Понимаете ли, все дело по теракту разбито на несколько уголовных дел. Одно из них – дело Кулаева, которое уже идет и этот процесс пройдет до конца, с Кулаевым все ясно. Далее начинается процесс по Правобережному райотделу милиции Беслана, по трем милиционерам – начальнику, его заму и начальнику штаба (они обвиняются в преступной халатности. — «Газета.Ru»). А потом когда-то будет процесс по основному делу. Нас это не устраивает.
Мы требуем объединения дела по райотделу милиции с основным делом по теракту.
Мы писали и ходатайство Шепелю (замгенпрокурора. — «Газета.Ru»), жалобы тоже писали. И сейчас этим заявлением мы настаиваем на том, чтобы после дела Кулаева рассматривалось основное дело по теракту, в котором и будет это дело по райотделу милиции. И тогда уже будет предъявлено обвинение или будет доказываться вина министра внутренних дел Северной Осетии Дзантиева, Дзасохова (экс-президента Северной Осетии), Андреева (экс-начальник управления ФСБ по Северной Осетии. — «Газета.Ru»), руководителей пожарных подразделений. Мы считаем, что эти лица точно так же виновны. Но в уголовном деле по теракту о них умалчивается, они обходятся стороной. Должны быть осуждены все, кто виноват в теракте, в том числе и должностные лица.
— А с чего вы взяли, что вообще будет процесс по «основному делу»? Вам про него говорили? В Москве про этот процесс пока ничего не говорят.
— Так мы тоже не знаем, будет ли третий процесс. В нем обвиняются Басаев, Абу Дзейт (международный террорист, в чьем лагере боевики готовились к штурму школы. — «Газета.Ru»), все эти главари бандформирований. Пусть они назовут виновных с российской стороны, кроме райотдела милиции, всех, кто причастен. Командиров танкистов, огнеметчиков, подразделений ФСБ, всех тех, которые виноваты в том, что не спасли детей. В том, что их сжигали и стреляли по ним из танков.
— Так вам что-то обещали?
— Ничего не говорят, мы просили рассказать, кто обвиняется по основному делу, – никакого вразумительного ответа нет.
— Так, может, и не будет никакого процесса?
— Может быть, и не будет.
— Вы сами говорите, что в деле Кулаева все ясно. Как вы считаете, что будет с процессом, если вы объявите бойкот? Что это изменит?
— Это ничего не изменит. С делом по Кулаеву и так, действительно, все ясно. Кулаев – террорист, который с бандой приехал в Беслан, захватил заложников и убил их.
Мы и сейчас можем на суд не ходить.
Ведь те показания, которые люди дают в суде, – расширенные и подробные показание свидетелей, заложников – они судом не принимаются во внимание. Судья говорит: «К делу Кулаеву это отношения не имеет». Люди рассказывают, что школа горела с часу дня и до пяти, а пожарные приехали только около трех, и в суде говорят, что это не имеет отношение к делу Кулаеву. А к какому тогда делу это имеет отношение?
В каком деле должны рассматривать вину пожарных, вину тех, кто отдал приказания стрелять с огнемета, в каком это деле?
Ведь именно несвоевременное тушение пожара в школе, выстрелы из танка и огнемета стали причиной гибели и сожжения заложников. По поводу пожарных сначала вроде было расследование, но в декабре вынесли постановление об отказе в возбуждении уголовного дела. При этом следствие не учитывает даже те факты, которое установило само. Ведь установлено, что 3 сентября 2004 года при тушении пожаров в школе был недостаток воды, что в первой машине находилось всего 200 л воды. Почему не хотят назвать тех, по чьей вине на третий день теракта пожарные без воды, не экипированные должным образом и более чем через два часа явились на пожар?
Почему отказались возбуждать дело по факту применения при штурме школы танков и огнеметов?! Нам известно, что подразделением только одной военной части при штурме было использовано семь огнеметов, 7210 патронов, 10 гранат, произведено семь выстрелов из танка.
Где и в каком деле доказывается вина тех, кто был в штабе?
— Если вы говорите, что уже можете не ходить на процесс, тогда зачем ждать до 1 сентября?
— Мы будем ждать ответов на наши заявления. Пока никто ничего не говорил, но мы будем ждать. На суд ходить или не ходить – это уже наше дело. Потому что до сих пор проходят слушания и несмотря на то, что каждый день в суде что-то рассказывают свидетели, вы хоть когда-нибудь слышали заявление от прокуратуры о том, что в деле появились новые подробности? Вы слышали такие заявления от Шепеля или от кого-либо из следователей? Нет, видите. А почему мы должны молчать?
— То есть суд – единственное место для того, чтобы вам рассказать, как все происходило?
— Да.
— Тогда получается, что бойкот может нанести вред и люди не узнают правды.
— Мы решим, что нам делать. Во всяком случае, кроме бойкота у нас еще есть ряд мер, которые мы будем проводить. Нам терять нечего, мы уже потеряли все, что могли потерять. Потерять могут все остальные люди, которым всю жизнь врали и продолжают врать. Вред они нанесут тем людям, которые живут сейчас счастливой жизнью. Нам эта правда нужна для того, чтобы те, кто виноват, были когда-нибудь наказаны. Нам не нужно засадить их в тюрьму. Хотя бы пусть назовут тех, кто отдавал приказания стрелять по спортзалу или не отдавал приказы выезжать вовремя на пожар.
— Как вы оцениваете действия прокуратуры и поведение на суде главного обвинителя Николая Шепеля?
— Мы заявляем, что выражаем недоверие лично самому Николаю Шепелю. Если он говорит, что еще продолжается расследование, почему он выходит и делает такие заявления... Например, о том, что огнеметы стреляли по школе в целом, когда огнеметы стреляли именно по спортзалу. Ни один кабинет школы не обгорел, обгорел только лишь спортзал и находящиеся в нем убитые и раненые заложники. И еще Шепель заявляет, что танки стреляли после 21 часа ночью в подвал школы. А есть масса свидетелей, которые видели, что танки стреляли днем в то время, когда заложники еще находились в столовой. Как я, как все остальные могут верить Шепелю? Потому мы и выражаем ему свое недоверие.