Цивилизация
Для тех, кто не в курсе: экспрессионизм к сионизму отношения не имеет. Зато имеет отношение к Австро-Венгерской империи, где и зародился, имея основные центры в Вене и Праге — континентальных, сытых европейских городах, питаемых довольно странным, даже смешным в своем старческом маразме государством. Чтобы в первой мировой войне австрийскому генеральному штабу было над кем одерживать победы, Господу, по словам Гашека, пришлось создать итальянский генеральный штаб – и насмешки здесь немного. Подданные жили не в империи, а на «лоскутном одеяле», готовом пойти по швам. Будущее оправдало все ожидания: разлом, гибель ставшей совершенно опереточной державы, но ведь и гибель вышла какой-то водевильной, неромантичной. Так ее видели экспрессионисты, и именно поэтому другой она быть не могла.
Где границы между вымыслом и реальностью, между внутренним состоянием человека и окружающим его миром? Экспрессионисты искали их, да не нашли. Франц Кафка стал, наверное, вершиной для пирамиды удивительных, странных и даже страшных литераторов Австро-Венгрии. Самого его принято считать скорее «наследником», чем собственно экспрессионистом, однако именно он довел их линию до предельной точки, туда, где высший порядок становится равен хаосу и где блеск надраенных сапог государства остается единственным видимым ориентиром для человека, единственным божеством.
Но немалое впечатление на пражского гения произвели тексты другого Франца — Верфеля, хотя, когда читаешь помещенные в сборник «Черная месса» произведения, поневоле кажется, что это Верфель подражал Кафке.
Наверняка было и такое. Тем не менее, Верфель не заслуживает вечного томления в тени тезки, ведь масштаб у писателя немалый.
Новеллы и мистические рассказы Франца Верфеля, одного из основоположников экспрессионизма, классика австрийской литературы, публикуются на русском языке впервые. Начиная со стихов и пьес, писатель преподнес себя критике в качестве лирического поэта и драматурга, но наиболее известными его произведениями стали романы «Сорок дней Муса-дага», посвященный геноциду армян в Турции, и «Звезда нерожденных», вышедший посмертно мрачный футурологический прогноз. В томе «Черная месса» собраны рассказы 1927 года и ранее, в будущем Верфелю предстояло пройти еще длинный творческий путь. Впереди у него не только крушение Австро-Венгрии, но и аншлюс, эмиграция во Францию, затем в Америку. Смерть настигнет писателя лишь в далеком 1945-м, а пока он только искал себя в литературе. В какой-то степени эти тексты – наметки к его главным произведениям, но уже в них виден почерк убежденного экспрессиониста. Это буквально выжимка из идеологии военных и первых послевоенных лет, когда европейская культура в целом и австрийская в особенности значительно деформировалась.
После первой мировой нельзя было ни жить, ни писать, как прежде.
Европейская интеллигенция ужаснулась и закрыла глаза, погрузившись в оцепенение вплоть до конца тридцатых, когда глаза ей раскрыли насильно. Но до тех пор экспрессионизм торжествовал – смотрите, что произошло! Ведь этого просто не могло быть, однако оно было, потому что есть внутри нас. Именно внутренний мир людей выплеснулся на поля сражений, а значит, страшное произошло не вдруг, не случайно – оно тлело и ждало своего неминуемого часа. Верфель искал и находил следы готового вырваться наружу кошмара везде. Вот, например, «Дом скорби» — странное название для рассказа о роскошном венском публичном доме. Но именно там, где весело и постояльцам, и обслуге, и владельцу, Верфель ищет печаль.
Идиллия умирает вдруг, мгновенно, так, будто ее и не было.
И тогда все, чем жили населявшие рассказ персонажи, теряет смысл. Они не печалятся, нет, печалится Верфель – о бессмысленности, смешной тщете всего мещанского венского блеска. А раз так – стоит ли и писать о внешнем проявлении человеческих отношений? Самое главное, незыблемое, вечное и страшное – внутри. Узнать его невозможно, доступно лишь угадать, наметить.
Франц Верфель, «Черная месса». ЭКСМО, 2005
