Цивилизация
В Третьяковке на Крымском валу открылась масштабная выставка «Москва — Варшава / Warszawa — Moskwa», посвященная художественным связям двух народов. Прежде бы сказали — братских. Нынче это слово стараются всуе не употреблять: уже проходили. Сначала родственником назовут, потом обниматься полезут, а там того и гляди велят на стол накрывать и ночлег оборудовать. Поляки нам с охотой припомнят и три раздела Речи Посполитой, и «аннексию» Королевства Польского, и пакт Молотова--Риббентропа, и тесные узы соцлагерной дружбы. Мы в ответ, если напряжемся, вспомним про Смуту и для пущей актуальности про НАТО и про поддержку чеченских сепаратистов. Да и вообще, больно уж эти поляки норовистые… При этом трудно не согласиться с утверждением каталога, что «еще никогда польско-российские отношения не были столь нормальными, как сейчас». Семейные, словом, отношения — хотя и не без взаимной исторической нервозности.
Культурные связи между нами никогда, разумеется, не прерывались, но обладали одной особенностью. Русские не учились у поляков, поляки не учились у русских. Обычно или потомки выходцев из Польши становились творцами в «метрополии» (навскидку — Достоевский, Врубель, Малевич), или же интеллектуальные элиты обеих стран с одинаковой жадностью впитывали влияния Запада, и тогда неизбежно возникало сходство, однако не прямое родство. Как ни парадоксально, французская, немецкая, итальянская, английская культуры нам ближе, потому что опылялись мы ими. Пушкин, переводя из Мицкевича, все равно держал в голове Шенье и Байрона. У поляков похожая ситуация. Отсюда специфическая интонация выставки «Москва — Варшава» по отношению к аналогичным проектам. И феерическая, еще доперестроечная «Москва — Париж», заставившая ахнуть зрителей по обе стороны железного занавеса, и двухчастная «Москва — Берлин», и даже совсем недавняя «Россия — Италия» подразумевали конкретные влияния и заимствования. В Третьяковке между польскими и российскими художниками будто воздвигнут прозрачный экран: можно друг на друга посмотреть, даже докричаться, но не соприкоснуться рукавами. Пожалуй, это не произвол кураторов, а некая ментальная формула.
Премьера выставки случилась в конце прошлого года в варшавской галерее «Захента». Наш вариант отличается, но не концептуально: другое пространство, отечественный дизайн, кое-какие замены в перечне (вынужденные, но не фатальные). Хронология взята строгая, как на мраморе выбитая: 1900–2000 годы. То, что вылезает за правый край диапазона, то есть сегодняшние художества, покажут в ГЦСИ (Государственном центре современного искусства) на выставке «P.S. За красным горизонтом». На основной площадке, впрочем, тоже не обошлось без актуального искусства. Взять хотя бы рифму между прологом и эпилогом: Третьяковка встречает зрителей видеороликом, где танцует Вацлав Нижинский, а провожает полиэкранной инсталляцией с голыми придурками, которые тоже не прочь подергаться под звуки «Весны священной». Вроде как юмор. Собственно, чтобы этот вектор отследить, не нужно затевать международных проектов: отдельно на польском, отдельно на российском материале и так видно: чем ближе к нашим дням, тем явственнее норовит художник развеселить, напугать, сбить с толку или шокировать. И наоборот, чем глубже назад, тем больше притязаний на «высокое искусство». Не у всех получается, зато когда получается — настоящий зрительский кайф.
Не секрет, что польское искусство не занимало и не занимает мест на европейском пьедестале. Про наше сказать сложнее: оно куда более контрастно, массивно, инертно, порывисто. Более привлекательно для мира своей бездонностью. Чаще бывает в моде, но тоже, пожалуй, не в лидерах. Тут содержится некий объединяющий момент: каждый со своей обочины тянется к магистрали. Русский модерн и польская сецессия, здешний и тамошний авангарды, наш ОСТ, сопоставимый с их «новой вещественностью», и многое остальное.
Однако и разница ощутима — между католическим и православным сознанием, между психологией имперской и национально-освободительной.
У Яцека Мальчевского, скажем, есть картина «Полония (Аллегория Польши)» 1918 года, где изображена статная девица в накинутой на плечи шинели. От наших художников трудно было бы ожидать такой фамильярности, здесь в ходу все больше образ Родины-матери. Даже и соцреализм у поляков какой-то другой, менее социалистический и менее реалистический, а концептуализм более концептуальный, что ли.
Но в одном месте экспозиции экран между культурами все же сделан проницаемым --вполне умышленно. Две инсталлляции от устроителей, расположенные друг против друга, имитируют «комнату русского интеллигента 60-х годов» и того же времени комнату польского интеллектуала. Там и там своя меблировочка, свой рисунок обоев, свои картинки на стенах. В «Варшаве» крутится пластинка Булата Окуджавы, в «Москве» — Анны Герман. Через домашнюю обстановку и задушевные песенки родство, от которого все же никак не отречься, становится острее и осязаемее. Хотя вряд ли «мы эхо друг друга», скорее «светит незнакомая звезда».
«Москва — Варшава / Warszawa — Moskwa». В Третьяковской галерее (Крымский вал, 10) до 12 июня.
