До сих пор неизвестно в точности, является ли рефлексия благом для человека или же откровенной бедой. Не губительна ли для субъекта способность воспринимать самого себя в качестве объекта? Вроде бы пример принца Гамлета, наломавшего дров из-за своей рефлексии, должен служить предостережением, но ведь и Розенкранц с Гильденстерном плохо кончили – как раз по причине неспособности оценить свои действия со стороны… Одно можно утверждать определенно: сегодня рефлексии подвержены практически все. Тестировать современных людей на предмет ее наличия – все равно что проверять комплектность носов и ушей: если и обнаружится у кого недостача, то в виде исключения.
Потому идея выставки «Рефлексия» в Государственном центре современного искусства (ГЦСИ) и вызывала загодя сомнения.
Что из чего следует вычленить, чтобы оправдать заголовок? Не слишком ли тотально распространено это свойство, чтобы выделять одних его носителей и забывать про других? Даже самые архаические формы искусства можно считать образчиками не отсутствия рефлексии, а ее преодоления. Про contemporary art и говорить нечего. Пожалуй, именно здесь коренятся реальные причины его отрыва от массовой аудитории. Художники нередко полагают, что их рефлексии – сплошной эксклюзив, и преподносят продукты своей мыслительной деятельности в качестве прозрений.
Публика же резонно недоумевает: ну и что? У автора возникает повод посчитать себя непризнанным пророком и зайти на новый рефлексивный виток…
Впрочем, матерые концептуалисты не столько поддаются приступам рефлексии, сколько программно ее эксплуатируют. Каноны здесь не хуже иконописных. Взять, к слову, триптих «Благовещенье» Ирины Наховой – это только кажется на первый взгляд, что имеет место спонтанное фрагментирование сюжета и импульсивный мессидж. На деле все помещается в довольно узкие рамки стиля. Или другой пример цеховой дисциплины: инсталляция Павла Пепперштейна «Здесь только оборотные стороны зеркал», в которой как сказано, так и сделано: развешаны разного формата зеркала, но амальгамой к стенке. Решение неожиданное, а задача хрестоматийная, в духе музейного концептуализма. Назвать бы выставку «Рефлексия как канон» – сразу стало бы яснее, что нам показывают.
Как раз по каноническим причинам те же зеркала возникают на выставке не раз. При входе в зал установлены балетные станки, возле которых на вернисаже юные балерины отрабатывали па, глядя на свои отражения. Понятное дело, зеркала здесь кривые, как в комнате смеха. Таким образом подтвердил свою приверженность концептуализму Юрий Альберт (он прославился около двадцати лет назад, принеся на молодежную выставку холст с накорябанным на нем заявлением: «В моей работе наступил кризис. Я смущен, растерян и не знаю, что делать». Тогдашний «кризис» благополучно миновал).
Еще один ветеран, Вадим Захаров, употребил зеркало в инсталляции «Танцуй со мной, детка… если сможешь…», приклеив к отражающей поверхности усики на уровне лица и прикрепив несколько ниже две дверные ручки – всякая одинокая дама может здесь имитировать танец с кавалером.
Зеркало – такой же атрибут рефлексии, как и отточия на письме. Не зря Юрий Лейдерман назвал свой маловразумительный, но очень канонический по форме проект «Я был мужиком там…». Наконец, еще один признак жанра – иронический комментарий. Гуру Андрей Монастырский, подвесив на скотче корявую палку (надо думать, это парафраз знаменитой «Ветки» Александра Иванова), снабдил произведение аннотацией: «Какой бы отрывок из статей Штокгауза о Веберне я бы здесь ни использовал, все равно это была бы, как говорится, «не та музыка», «не совсем то» и т. д...». Тоже отточие и тоже неколебимая верность канону.
К отечественным ветеранам добавили нескольких иностранцев помоложе (принцип соединения не вполне ясен – может быть, это результат какой-то кураторской рефлексии).
Запомнились два видеофильма немки Сюзанне Куттер: в одном случае квартира с типовой обстановкой подвергается беспрерывному сотрясению, из-за чего валится мебель и бьются вазочки, а в другом такое же помещение под завязку наполняется водой. Плавают кресла, столы, стулья перед неподвижной камерой – и вроде бы вот он, катарсис, надо остановиться. Однако фильм «Flooded Home» длится аж 65 минут, так что Тарковский с его длинными планами по сравнению с Куттер кажется клипмейкером с MTV… Запомнился симпатичной и обескураживающей простотой своих снимков другой германец — Инго Геркен: фотографируя из окна строительные работы, он то и дело подсовывает в кадр мелкие предметы, из-за чего сбивается масштаб пейзажа и слетает башня у зрителя.
В сумме получается, выражаясь научно, очередной пример критики искусства средствами самого искусства. Все думают о том, как избавить публику от иллюзий, для чего изощряются в придумывании иллюзий все новых и новых. Это занятие становится ремеслом, не так уж часто сопровождаемым мучительными рефлексиями. А вы думали, вам тут глаза откроют?
«Рефлексия». В ГЦСИ (Зоологическая улица, 13, стр. 2) до 20 марта.