Обозвать книгу «Ярость и гордость» знаменитой итальянско-американской журналистки Орианы Фаллачи «скандальной» язык не поворачивается, несмотря на то что все формальные признаки налицо. Имеются судебные иски от мусульманских организаций разных стран с требованиями изъять книгу из продажи. Либо по меньшей мере опоясать, как командира портупеей, бумажной ленточкой, а на ленточке написать в назидание: «Чтение этой книги вредит вашему здоровью». В наличии и рекордные продажи – в Италии «Ярость и гордость» разошлась невиданным для этой страны тиражом в миллион экземпляров, еще полмиллиона было продано в других странах Европы. Легионы рецензентов, перекрикивая друг друга, возглашают автору то аллилуйю, то анафему.
В нью-йоркскую квартиру Фаллачи время от времени звонит участковый полицейский и осведомляется, все ли у нее в порядке – опасается покушений.
Да и издательство «Вагриус», выпуская книгу в России, перестраховалось упреждающими реверансами: «Мы приняли решение издать эту далеко не бесспорную, полемичную книгу. Пусть мы не во всем согласны с автором, тем не менее, считаем, что в свободной стране…» и т. п.
Казалось бы – ну чем не скандал? Но слово это претит тем, что в последнее время слишком уж часто оно отдает расчетом, эдаким планированным шумом. А Фаллачи можно предъявить немало претензий, но сомневаться в ее предельной искренности смешно. Бывшая 14-летняя участница итальянского Сопротивления стала одним из лучших журналистов страны, прошла практически все горячие точки на планете, беседовала с Генри Киссинджером и Ясиром Арафатом, Индирой Ганди и Голдой Меир, аятоллой Хомейни и далай-ламой. В начале 80-х она переехала в Америку, у нее нашли рак, она прекратила писать и молчала почти 20 лет.
«Ярость и гордость», написанная сразу после 11 сентября, даже не излишне эмоциональна. Она вся, целиком, от первого до последнего слова – эмоция. Ярость, приправленная гордостью.
В предисловии автор сознается, что долго не могла определить жанр того, что она написала – ни репортаж, ни эссе, ни мемуары, ни даже памфлет. В конце концов Фаллачи назвала ее «проповедью». Однако есть слово, также пришедшее в наш лексикон из религии, которое мне кажется более уместным – анафема. Анафема исламу и отчаянный призыв к европейской цивилизации – люди мира, будьте бдительны, бородатые идут!
«Вонючих мусульман» автор проклинает яростно, и не стесняясь в выражениях: «они плодятся как крысы», «те, кто пять раз в день задирают свои задницы на молитве» — и это еще не самые сильные выражения. С европейскими политиками, до сих пор не вставшими на священную борьбу, Фаллачи тоже не церемонится: «И что значит, черт возьми, «культурное-сходство-с-Ближним-Востоком», вы, болтуны, вы, умственно отсталые?! Где, к дьяволу, культурное сходство с Ближним Востоком, вы, кретины, вы, глупые клоуны?!». Человек поколения, видевшего самые грандиозные противостояния ХХ века, она говорит предельно искренне и откровенно:
«Я выросла на войне, я согласна на войну. Я – на войне».
И не удивляешься, когда представляющий одно из исламских объединений MRAP адвокат Хасем Талеб резюмирует общее впечатление это этой книги так: «После ее прочтения можно почувствовать себя вправе застрелить на улице первого встретившегося мусульманина». Почти никто из рецензентов не обошелся без словосочетания: «написанная на грани ксенофобии». Ну, если не деликатничать и вспомнить, что ксенофобия означает боязнь чужих, то ни о какой «грани» речь, конечно же, не идет. Перед нами ксенофобия как таковая, эталонная и дистиллированная, тем более что, кроме приверженцев ислама, Фаллачи еще очень не любит фашистов, коммунистов, леваков, мужиков-шовинистов, угнетающих женщин, и много еще кого, от Мао Цзедуна до Ширака. Всех, кто так или иначе поднимал свой голос против идеалов «необыкновенной страны, которой действительно завидуют» — США.
Своих врагов Фаллачи ненавидит истово и, как это часто бывает, в своей запальчивости сильно подставляется. Иногда демонстрирует то ли ложь, то ли невежество, утверждая, к примеру, что побивание камнями за супружескую неверность по исламскому праву полагается исключительно женщинам, а не любому из супругов. Периодически щеголяет необъяснимыми двойными стандартами: камикадзе у нее негодяи и тщеславные эксгибиционисты, а поджегший пороховой склад и взорвавший себя вместе с врагами пьемонтский солдат Пьетро Микка – «доблестный, благородный человек». Наконец, очень часто изрекает весьма спорные суждения.
К примеру, упоминание о «различных культурах» приводит Фаллачи в ярость – потому что европейская и мусульманская культуры несопоставимы. Даже изобретение арабами нуля она отрицает, поэтому вклад мусульман в мировую культуру ограничивается Аверроэсом, Хаямом, «плюс несколько красивых мечетей». Все. С кем равняться? «Не стоит так скромничать, господа. Наша культура – это Гомер, Фидий, Сократ, Платон, Аристотель, Архимед. Древняя Греция с ее божественной культурой и архитектурой, поэзией и философией…». И даже не вспоминает, что добрая половина столь почитаемых ею античных авторов сохранилась исключительно в арабских переводах.
Не кто иной, как правоверные мусульмане своей тягой к пусть и чужой, но мудрости, спасли для нас гнившие в подвалах монастырей сочинения «мерзких идолопоклонников», проклинаемых наследниками за язычество.
Критиковать автора «Ярости и гордости» можно много и долго. Но абсолютно не хочется. Во-первых, «излишество вредит» – смешно припрягаться пристяжным к мусульманам, вполне способным постоять за себя во всех смыслах. Во-вторых, поносимые Фаллачи исламские фундаменталисты — типы и впрямь довольно мерзкие, поэтому их обличителю нельзя отказать в смелости, заслуживающей уважения. Но – и в глупости, вызывающей жалость и досаду.
Потому что нет лучшего способа обеспечить бесперебойное поступление рекрутов бен Ладену, который, по совести, должен немало приплатить автору за эту книгу, а по уму – всячески способствовать ее распространению. Потому что растущая ненависть мусульман к Западу вызвана вовсе не навязчивым желанием обрядить всех итальянок в паранджу. Нетрудно догадаться, что для любого здорового мужчины с точки зрения физиологии мини-юбка выглядит гораздо привлекательнее. Наверное, запрет вызван не мазохизмом.
И главное, потому что ту священную войну с фанатиками, убивающими невинных служащих в башнях-близнецах и детей в Беслане, начать которую призывает европейцев Фаллачи, давно уже ведут другие. На переднем крае этой борьбы – те самые ненавидимые ею мусульмане в Узбекистане и Турции, Алжире и Индонезии. Те, которые изо дня в день вынуждены сдерживать эту нарастающую волну религиозного фанатизма, бороться с проповедниками нехитрых искусительных рецептов «для счастья надо просто хорошим людям убить плохих», доказывать, что ислам не сводится к бородатым фанатикам, а европейцы вовсе не ненавидят мусульман. Вот по ним-то в первую очередь и ударила эта книга.
В одной из самых пронзительных песен, созданных человечеством, меня всегда смущала строчка: «Пусть ярость благородная вскипает как волна».
Потому что ярость, даже самая благородная, тем не менее, остается слепой.
Ориана Фаллачи, «Ярость и гордость», М. «Вагриус», 2004.