Цивилизация
Немцы давно уже не любят людей, которые при слове «культура» хватаются за пистолет. Пистолет штука шумная, а от современной культуры глаза слипаются, если это, конечно, настоящая культура, а не ширпотреб. Такую культуру надо беречь, она – цивилизационная ценность. Если есть немного лишних денег, то желательно предложить ее и соседям, а то не заметят. Так возникает проект «Шаги», представляющий современную немецкоязычную литературу.
В этот раз под суд нашего читателя угодила Моника Марон с романом Animal triste.
Автор известный, неоднократно отмеченный премиями, да и книга названа «лучшим романом года», и вдобавок «глубоко эротичной». Клубничка ни при чем: мы давно знаем, что там, где пишут «эротично», порнографии не жди, а раз речь идет о тексте, то не жди вообще ничего, кроме блуждания вокруг да около. Знающие латынь могут вспомнить, откуда взято название. Это «Тварь тоскует» из «После соития всякая тварь…». Так что Марон не обманывает – все это лишь «тоска после», и не более того.
Аннотация: «Перед вами самое пронзительное и достоверное любовное свидетельство из всех обнародованных за последние годы».
Чуть подробнее: это исповедь, написанная от лица старой сумасшедшей женщины, которая, впрочем, и в юности не отличалась нормальностью.
Память у бедняжки в силу возраста никуда не годится, да, собственно, и вспоминает она исключительно о единственной своей любви, весьма поздней, к чужому мужу. Таким образом, на фоне однополых страстей, скрупулезно изучаемых «настоящей литературой», роман вполне невинен, на скандальность или прорывы в описании причуд человеческой сексуальности не претендует. И все же это веяния времени: лучшим романом о любви становится книга о похождениях пенсионерки. Европа совсем состарилась, умирающие в крови Ромео и Джульетты ей кажутся просто неприличными – в силу несовершеннолетия хотя бы. Что они могут знать? А у людей в возрасте есть собственные, тонкие страсти.
Сюжет в целом просто скушен.
Познакомились в палеонтологическом (!) музее два пожилых одиночества. То, которое мужского пола, искало разнообразия, а то, которое женского, – любви. Оба нашли, и началась обычная история, каких мы слышали немало от знакомых: он уходил к жене, а она сходила с ума. Ревность, слежки, истерика, рыдания у подруг, наконец визит к супруге любимого. А может, и не было никакого визита, только готовилась к нему наша ненормальная: а она скажет, а я скажу… С памятью-то у старушки плохо.
В общем, получив свою настоящую любовь, героиня тут же устроила войну, в которой все и погибло. Так обычно и бывает, очень жизненно и отчасти слезливо.
Вот только любительницы поплакать вряд ли выдержат избранную автором манеру повествования.
Дело даже не в том, что «лав стори» подается рывками, а иногда и нарочито запутана. Просто автор решила снабдить текст необходимым количеством символов, которые — на подсознательном, видимо, уровне — должны иллюстрировать страдания героини. Поэтому из-за угла постоянно выпрыгивают случайные воспоминания: детские лифчики, скелеты ископаемых ящеров, линия Мажино и античный вал, даже почему-то нашествие крыс на нью-йоркский центральный парк. Большинство намеков достаточно прозрачно, не совсем понятно только, зачем они нужны. Чтобы «эротичность» стала глубокой?
Один из символов разделенности – Берлинская стена. Вообще оккупационная тема разыграна редко, но метко. Лежа в постели, наши герои решили немного попеть, тут-то и выяснилось, что Франц, проведший жизнь в западной части города, склонен полагать церковные гимны всем известными, объединяющими. Но его подруга подтянуть не может, зато с радостью исполняет по-русски «Песню о Сталине». Символы, символы… И зачем в постели петь?
Моника Марон. Animal triste. «Азбука», 2004
