Цивилизация
— Что вы помните последнее в зале «Норд-Оста» перед началом штурма?
— Я почувствовала запах газа. Он был такой немножко сладковатый. Многие его не определяют, но я все-таки химик и на запахи достаточно чувствительный человек. Я помню, что я успела наклониться, одноразовой бумажной салфеткой закрыть нос и сумку положить на голову – чтобы, если стрелять будут – голову спасти. Больше не помню ничего.
— Были ли какие-либо галлюцинации от действия газа?
— Нет. Вообще их не было. Все галлюцинации у меня были внутри, когда я сидела в зале. Когда я понимала, что будет штурм, я очень волновалась за детей и, поскольку они сидели очень близко к двери, я думала, что подорвут дверь, я боялась за них, а в галлюцинациях я видела себя инвалидом. Что я выживу, но буду инвалидом.
— Как вы очнулись?
— Очнулась я уже в больнице. Как только я открыла глаза, ко мне подбежала медсестричка, мне принесли чашку и сказали:
«Быстро выпей». Это был какой-то специальный чай. Он был необыкновенно вкусный, это я помню. И меня стали заставлять очень много пить. Постоянно сестрички метались и говорили: «Воды у нее уже нет, долей ей еще». Просили не закрывать глаза, не спать и много пить. Постоянно надо было пить, с заваркой чай, без заварки – без перерыва. Медсестры были очень внимательные и добрые: «Милая, дорогая, попей, не закрывай глаза» — в общем, очень хорошо обращались. На чем я лежала – не помню, по-моему это была кровать на колесах. Они очень обрадовались, когда у меня рвота началась.
— Вам стало лучше?
— Да, я пришла немного в себя и сказала, что мне холодно. Я была босая – у меня порвались колготки, а ботинок на мне не было – я их сняла еще в зале, чтобы мне легче было под кресла прятаться – под стул лезть без сапог удобнее. Надеть я их не успела, да и ноги уже отекали из за того, что я мало пила.
— Кололи вам что-либо? Антидот?
— Они посмотрели мне на руки и сказали: «Ей укол делали? А почему нет крестика на руке?». Видимо, всем, которым вкалывали
специальный укол, ставили крестики, чтобы еще раз не вколоть. Это и был антидот, я так понимаю. Потом ко мне заведующая отделением подошла и сказала, что надо перевести в общее отделение. Приходила женщина – профессор, ее еще по телевизору показывали. Она спросила меня о том, чего мне сейчас хотелось. Тогда я сказала, что мне хочется найти детей. Я поняла, что штурм прошел и я не знаю, где мои дети. Она сказала: «Не волнуйтесь, всех спасли, все живы». Буквально так и сказала» (о том, что в это время делали дети и муж «Газета.Ru» уже рассказывала). Потом перевезли меня в палату. Я была в каком-то полубредовом состоянии.
— А вы спросили, что именно вам дают, какие лекарства?
— Я не спрашивала. Только на следующий день, когда мне капельницу ставили, я спросила: «Что вы мне в капельницу заливаете?». Мне объяснили, что это витаминный раствор, общеукрепляющий. Я поверила. А вообще мне еще что-то вкалывали в ягодицу.
— Освобожденных заложников вместе селили в палатах?
— В той палате, где я находилась, кроме меня, еще были только пять бабуль после инфаркта. Одна женщина-москвичка из заложников лежала в коридоре, были еще люди в коридоре. А потом я пришла в соседнюю палату. Там был мальчик из Англии – Ричард, еще один мальчик из детского состава «Норд-Ост», кроме них, еще артист – их всех вместе поселили. Там, кто покрепче был – те общались между собой. Встретила еще одну женщину, которая сидела на «Норд-Осте» недалеко от меня. Мы обнялись, поздравили друг друга, что живы остались.
— Были военные, люди в штатском?
— Когда я очухалась, я сразу попросила позвать милиционера. Я вспомнила, что эти женщины-смертницы говорили, что будут взрывать еще в других городах России. В состоянии шока я посчитала, что эта информация важна и что я должна предупредить. Ко мне подошел человек в белом халате и спросил: «Зачем вам нужен милиционер?». Я им сказала, что смертницы говорили, что их много и будут взрывы в других городах: «Вы там передайте куда нужно». Он сказал мне «спасибо» и ушел. А бабушки, с которыми я лежала, сказали, что в соседней палате трое охраняют женщину. Потому что она была раздетой и якобы она террористка.
— Что было с вещами? У вас сохранились документы?
— Не было ни туфель, ни куртки, ни пиджака, который вроде бы был на мне, когда начали штурмовать. В пиджаке были все документы. Говорят, что раздевали, смотрели, нету ли взрывчатки. Где мой пиджак – я тоже не знаю. В больнице меня водили в две комнаты, где вещи хранились, но моих вещей там не оказалось. Вообще этим посольство у нас занимается. Я была в юбке и в битловке. Из больницы я уходила в туфлях моего мужа, посол мне дал свой плащ, а в Ригу мне уже друзья из Москвы привезли одежду — кто куртку, кто свитер. А по Москве я ходила в комнатных тапочках, которые мне дочка дала. Так я ездила на медосмотр в посольскую поликлинику.
— Вас допрашивали?
— Следователь меня допросил на следующий день. Про все спрашивал, как я приехала, с какой целью. Очень любезный молодой человек, мне понравился. Меня первый раз допрашивали, поэтому я не знаю, как допрашивают обычно. Корректно так все было, очень спокойно. Мне его даже жалко стало – так много всего спрашивает, и все записывает, без диктофона. Потом мы с послом поднялись к прокурору. Он проверил по списку то, что следователь меня уже допросил, поставил на справке номер и сказал: «Счастливого пути».
— Как вы оцениваете действия российских врачей и спецслужб?
— Во-первых, хочется поблагодарить спецслужбы. Я не подарок в смысле веса, 100 кг – это что-то. Думаю, это был не один человек, кто меня поднял. Если кто-то помнит, что меня выносил, – я с удовольствием бы приехала и даже в гости готова пригласить в Латвию. Вообще, в моих планах – приехать в Москву, посетить больницу, поблагодарить врачей, сестер, нянечек. Правда, лица я помню смутно, помню только фамилию и имя заведующего – Николай Зубанов. Меня наутро узнала одна сестричка и сказала: «Мы думали, что ты не выживешь — такая ты была страшная. Вся черная, а лицо – белое». Руки у меня были черные, я думала, что они в грязи, а потом стало понятно, что просто к ним кровь не поступала.
