Цивилизация
Сделав «Красоту по-американски», Мендес угодил в ловушку преувеличенных ожиданий, как это случилось с Квентином Тарантино после «Криминального чтива». Приняв вызов, режиссер бестрепетно встал на проклятый путь состязания с собственной славой, словно ковбой, выходящий для решающей дуэли на залитую солнцем авениду. Концепт великой американской трагедии он превратил в такой же жанр, как нуар или роуд-муви, состязаясь не столько с «Великим Гэтсби» или «Крестным отцом», сколько, как ни странно, со Шьямаланом, автором «Шестого чувства» и «Знаков».
И дело тут не только в общей симпатии к комиксам, хотя «Проклятый путь» поставлен по графическому роману Макса Коллинза и Ричарда Рейнера, а «Неуязвимый» Шьямалана возводил комикс до божественного языка, описывающего метафизику реальности. Общим для них является некая принципиальная звездно-полосатость, глубокая укорененность в национальной культуре, позволяющая им творить большой американский миф.
Не случайно Мендес выбрал для своей картины историю времен Великой депрессии — ключевого периода в новейшей истории Америки. Главный герой фильма — двенадцатилетний мальчик, сын гангстера Майка Салливана по прозвищу Ангел смерти, приемного сына местного крестного отца. Желая узнать, чем занят его хмурый молчаливый родитель, мальчик одной ненастной ночью прячется в его автомобиле и становится свидетелем бандитской разборки. Родной сын крестного отца, опасаясь, что парнишка может проболтаться, пытается убить семью Салливанов. В живых остаются только отец и сын, и начинается история бегства и мести длиною в шесть недель жизни и 120 минут экранного времени.
Фактура гангстерского фильма — вещь благодарная. В одной-единственной мягкой шляпе, которую так хорошо надвинуть на брови, прицеливаясь из «томпсона», содержится больше стиля, чем во всей «Матрице». Мендес использовал визуальные возможности жанра полностью и всерьез, без намека на стилизацию. Обладая безупречным чувством стиля, он сделал картину идеального изобразительного совершенства, где красота холодного ливня, длинных пальто и белых бандитских рубашек, холодная мощь архитектуры старого Чикаго, вспышки автоматных выстрелов в синеве американской ночи плавно переливаются, как фантазии ювелирного дизайнера.
Если бы Мендес позволил вести себя стилю и собственному чувству вкуса, получилась бы роскошная и драматичная галлюцинация, американский «Видок» — сон национальной культуры о себе самой. Старчески-элегантный Пол Ньюман, сыгравший крестного отца, — идеальный до абстракции босс мафии. Полубезумный, с плохими зубами, наемный убийца, совмещающий заказы с работой криминального фотографа, в исполнении красавца Джада Лоу тянет на карнавальный эталон американского маньяка.
Однако на роль Майка Салливана Мендес пригласил Тома Хэнкса. Определенно, в этом был смысл: после «Фореста Гампа» Хэнкс — главный американец Голливуда, маленький человек с большой буквы и большого размера. В сущности, его похожая на репку физиономия, украшенная дурацкими усиками, смотрится вполне органично. Вот только стиля в нем никогда не предполагалось. Майк Салливан, мечтающий о том, чтобы сын не пошел по его стопам, вламывается в пространство фильма, как бульдозер на художественную выставку, и сметает тонкости режиссуры напором своей банальности. Фильм беспомощно прогибается под тяжестью семейных ценностей, обрастает безобразными ракушками штампов, замедляется и деградирует на глазах. Хор трагедии превращается в невнятное бормотание.
Кто тут не справился с управлением, режиссер или Том Хэнкс, непонятно. В любом случае итог один — эту дуэль с собственной славой ковбой американской трагедии проиграл.
